Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Я листала. Туда и обратно.

Длинные когти вонзились Хелен в живот, как клешня автомата-«хватайки», из которого можно вытащить игрушку. Только вместо мягкого мишки или плюшевой гусеницы сейчас эта лапа вытягивала из нее комок сизых кишок. Хелен захлебнулась болью.

Туда и обратно.

Тварь зашипела, словно на раскаленные камни плеснули ледяной водой. А потом раздался визг, от которого заложило уши.

Оно!

Я лихорадочно пробегала глазами строчки.

Свесившись с балкончика, Маргарет вытянула руки, насколько могла. Она затаила дыхание, и тварь не слышала ее. Она висела в темноте – и тварь не видела ее. Она была перепачкана чужой кровью – и тварь не могла почуять ее.

Досчитав до восьми, Маргарет взмахнула рукой и накинула твари на шею – туда, где должна была располагаться шея, – петлю из кишок Хелен.

И что-то лопнуло в изнанке мира.

Я захлопнула книгу.

Нет.

Это не поможет.

Во-первых, потому что у меня нет петли из кишок Хелен. Во-вторых, кажется, вместо Хелен в этом варианте развития событий кто-то иной…

Я потерла виски пальцами.

Другую фразу… Там, в аннотации, что-то говорилось про фразу… Судя по тому, как убили в итоге чудовище, это не сработало, но…

Но вдруг?

Я снова открыла книгу.

– Свесившись с балкончика… – громко начала я, обращаясь к кускам плоти, которые заполняли коридор. – Маргарет вытянула руки…

Плоть вздрогнула, напряглась.

И стала отползать назад, втягиваясь в дверные щели, покидая квартиру.

Оно помнило. Оно помнило, как его убили, – и сейчас я воскрешала в его памяти тот момент, мгновение за мгновением.

– Досчитав до восьми! – В коридоре было уже пусто – и я видела в глазок, как тварь сформировала жуткую, человекообразную, слегка покачивающуюся фигуру на площадке за дверью. – Маргарет! Взмахнула рукой!

Наверное, меня было плохо слышно, потому что тварь больше не отступала. Казалось, она терпеливо ждет, когда я же закончу читать, чтобы… что? Снова приступить к попытке превратить квартиру Игоря в огромный желудок?

Я провернула замок и решительно открыла дверь.

В нос мне ударили запахи земли и грязи.

– …и накинула твари на шею… – угрожающе прошипела я.

Оно попыталось убежать – сделало несколько неверных шагов, но его ноги подкосились, как у плохо слепленного колосса. Оно рухнуло, забрызгав стены багровым и липким, и там, где жижа попала на известку, вспучились волдыри и гнойники.

– И что-то лопнуло в изнанке мира! – закончила я.

Тварь зашипела, словно на раскаленные камни плеснули ледяной водой. А потом раздался визг, от которого заложило уши.

Кусок слизистой плоти извивался на площадке, пузырясь волдырями и исходя язвами. Он пульсировал, то сжимаясь в ком, то расплескиваясь лужей. Лишь когти оставались неизменными – острыми и длинными. Они взметались вверх в безысходной попытке достать меня. Но я отступила вглубь квартиры, и они лишь скрежетали по бетону и известке стен и металлу двери.

Брякнула кабина лифта, останавливаясь на этаже. С тихим шорохом раскрылись двери.

– Что тут происхо… – сделал шаг из нее Игорь.

Договорить он не успел.

Длинные когти вонзились ему в живот, как клешня автомата-«хватайки», из которого можно вытащить игрушку.

– Игорь! – завопила я. Перед глазами у меня оживали строчки со страниц из сероватой бумаги.

Наверное, он ничего не успел понять. Его взгляд помутнел, из краешка рта вытекла струйка крови. Ноги подкосились, и он рухнул навзничь, раскроив череп об угол входа в лифт.

С тихим шорохом двери кабины попытались закрыться, но наткнулись на голову Игоря и раскрылись снова.

Тварь засыхала на полу багровой лужей. Когти лежали в ней опавшими лепестками диковинных цветов.

Двери кабины тихо шуршали, открываясь и закрываясь.

Через неделю я принесла Васе листок бумаги.

– Скажи: «В этом тексте никто не умер»! – полупопросила, полуприказала ей я.

– В этом тексте никто не умер, – покорно повторила дочь.

– А теперь читай.

– Справка о смерти гражданина… – начала она. – Мама, а что такое «справка о смерти»?

– Читай! – оборвала я ее.

– А что это, мама? – спросила Вася, прекратив читать.

– Рассказ, – ответила я. – Такой странный рассказ. Экспериментальный.

Вася посмотрела на меня, разумеется, ничего не поняв. А я просто обняла ее и стала ждать.

Через пятнадцать минут я взяла телефон и набрала номер Игоря.

– Оль, погоди, – отрывисто произнес в трубке такой знакомый голос. – У меня тут на второй линии опять все упало.

– Игорь, – вдруг зачем-то сказала я. – Давай снова поженимся.

Конечно, я читала Стивена Кинга, его историю о кладбище домашних животных. И помню леденящий ужас от невысказанного и непоказанного в старом рассказе про обезьянью лапку. Конечно, я не сразу поверила, что это тот самый, прежний Игорь. Конечно, я была всегда начеку и наготове, держала под рукой что-то тяжелое и острое, а ночью просыпалась от малейшего шороха.

Но Игорь не разлагался на ходу, не приволакивал ноги, не забывал слова, имена и лица. Он не стал жестоким или безжалостным, его не обуревали вспышки злобы, в его глазах не сверкал нехороший отблеск, а губы не искажались в кривой ухмылке. Никаких признаков того, что Игорь вернулся не тем, не было.

С другой стороны, он ведь и не возвращался. Вася просто переписала историю, изменила прошлое, сделала так, что Игорь и не умирал, – а не оживила разложившийся труп. И я поверила в то, что все наладилось.

А еще через месяц я снова услышала эту фразу.

– Я хочу, чтобы в этой… – начала Вася нараспев в своей комнате.

В моей голове застучала кровь, перед глазами все помутилось – и, прежде чем смогла себя остановить, я ворвалась к дочери.

– Хватит! – заорала, выдернув у нее из рук теплую книгу. – Хватит! Прекрати! Я не хочу больше этого дерьма в доме!

Вася молча смотрела на книгу, хлопая глазами. Это только раззадорило меня.

– Хватит! – прошипела я, отшвыривая книгу в сторону. – Никаких больше оживлений кошечек, котиков и всякой хрени! Это всего лишь выдумка писателей, понимаешь?! Они не живые! Им не больно! Они никогда не жили – и поэтому им плевать, если они умрут! Ты понимаешь?

Вася молчала, все так же хлопая глазами. А на меня накатывали волны чистейшей ярости. И я не могла им противостоять.

– Ты пойдешь в школу, и там вы будете читать про утопленных собачек, про собачек, умерших от тоски, про сдохшего от грусти льва, про мертвую черепашку, про убитых зайчиков, про пристреленную лошадь! И ты не сможешь, не сможешь, не должна все время оживлять их!