Слово президента - Том Клэнси

– Спасибо, – сказал Доннер, Теперь ему следует принять решение. На его часах было три пятнадцать, и принимать решение следует быстро. Его поймут, когда он потребует, чтобы его мнение было принято. В мире существует нечто более страшное, чем отвергнутая женщина, – это репортер, который понял, что его обманули.

* * *

Все девять человек умирали. На это уйдет от пяти до восьми дней, но все были обречены, и они знали это. Их лица смотрели вверх, на телевизионные камеры, укрепленные над головами, и теперь у них больше не оставалось иллюзий. Предстоящая им казнь была еще более жестокой, чем та, к которой их приговорил суд. По крайней мере, так им казалось. Эта группа представлялась более опасной, чем первая, потому что они знали, через что им предстоит пройти, а потому было принято решение еще надежнее прикрепить их ремнями к койкам.

Моуди наблюдал за тем, как армейские санитары входили в палату и брали образцы крови у больных. Это было необходимо, чтобы подтвердить и затем рассчитать степень их заражения. Медики сами придумали способ, как удержать «пациентов» в неподвижном состоянии и убедить их не сопротивляться, пока у них брали образцы крови, – ведь стоило больному дернуть рукой, и игла могла вонзиться в тело санитара. А потому, пока один из санитаров брал кровь, другой держал нож поперек горла подопытного. Несмотря на то что преступники считали себя обреченными, они были преступниками и, следовательно, трусами, а такие люди никогда не решатся ускорить свою смерть. Такие методы не могли найти одобрения в медицинской практике, но в этом здании и не пахло медициной в ее предназначении. Моуди понаблюдал несколько минут и вышел из комнаты.

Они проявили излишний пессимизм в оценке ряда моментов, в том числе в оценке количества вирусов, нужных для распространения болезни. В емкости с культурой Эбола вирусы пожирали ткани

обезьяньих почек и кровь с такой жадностью, что даже по спине директора от ужаса стекали ледяные струйки. Несмотря на то что все это происходило на молекулярном уровне, со стороны казалось, целый муравейник облепил разлагающиеся фрукты – как это бывает, когда муравьи возникают словно бы ниоткуда и внезапно все уже покрыто их черными телами. То же самое происходило и с вирусами лихорадки Эбола; хотя они были слишком малы, чтобы невооруженный глаз мог различить их, в емкости находились буквально триллионы вирусов, пожирающих предложенную им пищу. Цвет жидкости изменился, и не требовалось быть врачом, чтобы понять смертельную тлетворность содержимого емкости. У Моуди в жилах холодела кровь при одном взгляде на этот ужасный «суп». Его здесь уже находились литры, так как в емкость постоянно добавляли человеческую кровь, которая поступала из центрального банка крови Тегерана.

Директор сравнивал под электронным микроскопом два образца крови. Когда Моуди подошел к нему, то увидел, что на каждом предметном стекле имеется дата – один образец принадлежал Жанне-Батисте, а другой только что взяли у «пациента» из второй подопытной группы.

– Они совершенно идентичны, Моуди, – услышав шаги молодого врача и не оборачиваясь, произнес директор.

Ситуация была совсем не такой простой, как могло показаться. Одна из проблем заключалась в том, что, поскольку вирусы не были полностью живыми, они не могли размножаться обычным путем. В цепочке РНК отсутствовала «репродуктивная функция», гарантирующая, что каждое новое поколение будет в точности воспроизводить своих предшественников. В этом заключалась серьезная адаптивная слабость вирусов лихорадки Эбола и многих других схожих организмов. Вот почему рано или поздно эпидемия лихорадки Эбола затухала, сходила на нет. Сами вирусы, плохо приспособленные к человеку-носителю, становились менее вирулентными и потому являлись идеальным биологическим оружием. Они были смертоносными, убивали людей. Они распространялись. Наконец, они умирали, прежде чем принести слишком крупный ущерб. А вот насколько широко они распространятся – это зависело в первую очередь от масштаба первоначального заражения. Лихорадка Эбола была страшной болезнью и в то же время ограниченной во времени, причем это ограничение происходило само по себе.

– Таким образом, в нашем распоряжении по меньшей мере три стабильных поколения, – заметил Моуди.

– А если произвести экстраполяцию, то, вероятно, от семи до девяти, – добавил директор проекта. Извращенец, превративший медицинскую науку из спасителя человечества в его смертельного врага, он занижал оценку. Сам Моуди сказал бы от девяти до одиннадцати. Лучше бы вышло так, как предсказывает директор, подумал он и отвернулся.

На дальнем конце стола стояли два десятка баллончиков, похожих на те, что использовались при заражении первой группы приговоренных. На них была эмблема широко распространенного европейского крема для бритья. (То, что компания-изготовитель крема принадлежала американской корпорации, забавляло всех, кто был связан с проектом.) Баллончики были именно от того, что на них значилось, о чем свидетельствовали штрих-коды на вогнутом дне каждого, их закупили по одному в двенадцати различных городах пяти стран. Здесь, в «обезьяньем доме», их опустошили и тщательно разобрали, чтобы заменить содержимое. В каждом будет находиться поллитра разбавленного «супа», нейтральный газ под давлением для выталкивания содержимого из банки (в данном случае это будет азот, который не вступает в химическую реакцию с содержимым и не способен воспламеняться) и небольшое количество охладителя. Уже было проведено испытание метода доставки. В течение как минимум девяти часов никакого распада вирусов не произойдет. А вот после этого по мере утраты охлаждающего вещества вирусы начнут погибать в линейной прогрессии. Еще через восемь часов, то есть через 9+8, погибнет меньше десяти процентов вирусов, но эти вирусы, подумал Моуди, были и без того ослабленными и, вероятно, не смогли бы стать возбудителем заболевания. Через 9+16 часов погибнет пятнадцать процентов. Эксперименты установили, что после этого каждые восемь часов – по какой-то причине цифры соответствовали третьей части суток – будет погибать по пять процентов вирусов. Так что…

Расчеты были простыми. Все путешественники вылетают из Тегерана. Летное время до Лондона – семь часов, до Парижа на тридцать минут меньше, до Франкфурта еще меньше. Многое зависит от времени суток, установил Моуди. Из этих трех городов отправляются авиалайнеры в Америку. Багаж в них не будет подвергаться таможенному досмотру, потому что его владельцы – транзитные пассажиры, они следуют дальше, так что никто не обратит внимания на необычно холодные баллончики с кремом для бритья. К тому моменту, когда действие охлаждающего вещества прекратится, путешественники уже будут сидеть в креслах первого класса, и авиалайнеры начнут набирать высоту, направляясь к местам окончательного назначения, и снова международные маршруты полностью соответствовали интересам операции. Из Европы есть прямые рейсы в Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон, Филадельфию, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Атланту, Даллас и Орландо, а также с пересадкой можно без задержки прибыть в Лас-Вегас и Атлантик-Сити – практически во все города, где проводились крупные выставки и конференции. Все путешественники полетят первым классом – это поможет быстрее получить багаж и пройти через таможню. У них будут зарезервированы номера в хороших отелях и готовы билеты на обратные рейсы из других аэропортов. С момента «зарядки» баллончиков до прибытия в пункты назначения пройдет не больше двадцати четырех часов, и потому восемьдесят процентов вирусов лихорадки Эбола, выпущенных из баллончиков по прибытии, будут по-прежнему находиться в активном состоянии. А вот затем приходилось полагаться на волю случая, который уже в руках Аллаха. Впрочем, нет, покачал головой Моуди. Операцию возглавлял директор, а не он, так что ему не пристало вовлекать в нее Аллаха. Что бы ни случилось, каким бы необходимым это ни было для его страны, Моуди не станет осквернять свои религиозные убеждения такими мыслями.