Башня из слоновой кости - Паола Барбато

ни один из убийц не поднял тревогу

даже если они были в доме

даже если знали, что я видела тело

они ждали, пока его найдет кто-то другой

Кто именно нашел тело – нигде не сообщалось. В сети социальных служб циркулировали инструкции, Алессандра отвечала на запросы коллег и обменивалась сообщениями с судьей, подписавшей освобождение Мары, Даниэлой Бруненго.

должно быть, она во мне разочаровалась

Мара открыла ноутбук и выбрала популярное онлайн-издание. Когда страница загрузилась, она замерла. Заголовок кричал: «МАРА ПАЛАДИНИ: КТО ГЛАВНЫЙ ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ В УБИЙСТВЕ ЭУДЖЕНИО ПИРОЦЦИ?»

Мара Паладини.

Всплыло ее фальшивое имя, а это означало, что скоро доберутся и до настоящего – того, которым она не пользовалась пять лет. В статье громоздилась куча ничего не значащих новостей. Администратор дома отказался давать комментарии, жильцы дома напротив утверждали, что ее окна всегда закрыты, компания, владеющая квартирой на ее этаже, отрицала какое-либо общение с ней. Была только одна значимая деталь: описание женщины от продавцов круглосуточного мини-маркета.

Матьяж и Цилька.

Они описали ее как женщину средних лет, затворницу, которая ходит за покупками только ночью, с тележкой, которую, вероятно, толкает от дома. В общем, полоумная. Но кем на самом деле была Мара Паладини, «соседка», никто не знал. Она открывала другие страницы, переходила по ссылкам в поисках заголовков, обещавших сенсационные разоблачения, но находила только снимки своих окон и десятки фотографий Эудженио Пироцци. В стену домика что-то глухо ударило снаружи – Мара вздрогнула. И замерла. От второго удара – затаила дыхание. Послышалось мычание. Это стадо коров шло на пастбище под звуки низкого мужского голоса.

– О-о-о, о-о-о, о-о-о!

Они были меньше чем в двух метрах от нее. Ощущение покоя рассеялось. Да, она была в безопасном уголке, но в то же время взаперти. Не как в Башне – здесь она была заперта, как в «Структуре», а может, и хуже: если сбежит, ее не просто поймают и вернут в

стойло

то есть в клинику, а отправят в тюрьму. На этот раз никто и не заикнется о психической нестабильности – психически больные не убивают любовника, чтобы потом пуститься в бега.

но я его не убивала

И кто в это поверит?

Остаток утра она провела, обновляя страницы новостных сайтов, пока из-за стен доносилось эхо голосов, обрывки разговоров, шаги людей, проходивших мимо, не подозревая, что она прячется внутри. В полдень вернулась Мойра – вошла с несколькими желтыми пластиковыми пакетами в руках, закрыла дверь и приложила палец к губам, даже не окинув взглядом комнату. Из одного пакета она достала спортивные штаны, две футболки, носки, нижнее белье.

слишком много вещей

Она вошла в спальню и положила все на кровать. Мара беззвучно произнесла:

Слишком много, мне нужно бежать налегке.

Вместо ответа Мойра сунула ей в руку блок стикеров и маркер, кивнула, чтобы писала, и ушла в гостиную. Там она открыла холодильник и принялась возиться с остатками вчерашней запеканки, посыпая ее сыром. Включила микроволновку и повернулась к Маре с горящими глазами и серьезным выражением лица.

«Мара», – беззвучно произнесла она.

«Я знаю», – так же молча ответила Мара.

Тогда Мара открыла маркер, написала и показала записку, стоя на пороге комнаты: «Можешь включить телевизор?» И на втором листке: «Чтобы заглушить разговор?»

Мойра подошла к столу, взяла листок и написала: «Я никогда его не включаю. Снаружи Марио с коровами, он знает, что я не смотрю телевизор и не слушаю музыку».

Мара кивнула. Мойра прошла мимо, взяла стул из спальни и поставила его у дверного проема. Мара села. Мойра выложила половину оставшейся запеканки с расплавленным сыром на тарелку и принесла ей, потом села за стол, доедая остатки прямо из формы. Она снова взяла листок и написала: «Какой у тебя план?»

Мара пожала плечами и покачала головой.

Мойра проглотила еще кусок и написала: «Россия?»

Мара снова покачала головой и, встретив недоверчивый взгляд подруги, взяла другой стикер и написала: «Это не я».

Мойра развела руками, Мара еще раз покачала головой и снова показала записку. Хозяйка домика выпрямилась, удобно откинувшись на спинку стула.

«У тебя нет выбора», – беззвучно произнесла она.

Мара в третий раз показала записку. Она не была уверена, что Мойра поймет, но, несмотря на годы самобичевания и усилий не забывать о своих ужасных поступках, она не могла принять чужую вину. Свои грехи ее вполне устраивали, она лелеяла и питала их с любовью тринадцать лет, но этот грех – не ее. Пусть ее ненавидят Лука, Андреа и Клара, пусть мать умерла с презрением, пусть весь мир желает ей страданий – все справедливо. Но это убийство – не на ее совести. Мойра смотрела на нее, как на упрямого ребенка. В дверь постучали. Мара вздрогнула, собираясь отодвинуть стул, но Мойра испепелила ее взглядом.

– Да? – ответила она.

– Элена, можешь выйти? – раздался женский голос снаружи. – Дети кидались камнями в уток и напугали их, мы не можем найти одного утенка из последнего выводка.

– Иду.

Мойра встала и неторопливо направилась к выходу. Она казалась усталой великаншей с длинными руками и тяжелыми сапогами, призраком той безупречной дамы, которой когда-то была. Выйдя, она хлопнула дверью. Мара еще добрых четверть часа не решалась опустить тарелку или вилку на пол. Нет, это точно не похоже на Башню. Мойра вернулась промокшей до бедер, сбросила грязные ботинки, разделась и включила душ. Потом выглянула и поманила Мару в ванную.

– Утята всегда прячутся в одном и том же месте, – прошептала она, словно делясь великой тайной. – Но сегодня это нам на руку, под шум воды можем поговорить. Что у тебя на уме? Я думала, ты попросишь помощи, чтобы уехать в Швейцарию.

– Я не поеду в Швейцарию. Я не убивала того человека.

– Пусть так, но тебе никто не поверит. Они все хорошо подстроили, когда всплывет твое имя – никто не усомнится.

– Ты же усомнилась.

– Я тебя знаю, и я умнее большинства.

хоть госпожой, хоть крестьянкой, она оставалась верна себе

– Я не хочу, чтобы моя семья верила, что это я.

Мойра посмотрела на нее скептически.

– Семья? Серьезно? Семья, которая тебя бросила и отреклась? Это твоя главная забота?

– Я могу жить с виной, с их ненавистью, могу всю жизнь расплачиваться, я построила Башню, чтобы она терзала меня каждый день, но я не приму обвинение в том, чего не делала!

– Тогда, дорогая, тебе лучше сдаться, потому что других путей у