Над осевшими могилами - Джесс Уолтер

Геррати пожал плечами, наигрывая равнодушие:

– Ну что, я могу.

– Может, еще часок? – спросила Каролина.

– Им это все для галочки, чтоб потом сказать – сделано все возможное. Я ценю твое усердие, но кроме таких идиотов, – сержант показал на Алберта, – мы никого не поймаем. Этот их малый не свяжется с девкой, которую видит первый раз в жизни.

– Как скажешь. – Каролина облегченно вздохнула.

Возможно, Лейн в нее не верит или опасается, что она снова сорвется. А может, и вправду считает это зряшной тратой времени. Ну и плевать, главное – на сегодня она свободна. Отвернувшись, Каролина сдернула микрофон, прилепленный меж грудей, и кинула его в сумку. Достала джемпер, надела поверх майки. До бедер натянула спортивные штаны и, расстегнув молнию, сбросила юбку на тротуар.

Подняв голову, встретила взгляды коллег и летуна. Сержант откашлялся.

Геррати оседлал мотоцикл, включил зажигание, чуть усмехнулся.

– Переднее крыло слегка болтается, – сказал Алберт. Он смущенно покосился на Каролину и пожал плечами: – Я в дерево въехал.

Каролинина машина стояла в квартале от Спрейг-авеню, за лодочным центром, обнесенным сеткой-рабицей. Сержант немного проводил Каролину, похвалил за профессионализм и усердие, проявленные в операции. Мол, она снова в обойме. Доктор Юинг советовала унять цинизм и не выискивать снисхождение в словах коллег, а воспринимать все буквально, как письменный текст. Но Каролина невольно искала подтекст. Если сейчас ее хвалят за усердие и профессионализм, значит, раньше их не было. Если ее нынешняя работа – исключение, тогда все прежние ляпы и срывы – правило. Спасибо, что сегодня вела себя не по-бабски.

– Ладно, я просто поблагодарить, – напоследок сказал Лейн.

– Спасибо.

Затем они разошлись по машинам. Впрочем, Каролина остановилась и посмотрела вслед сержанту: не обернется ли, не выдаст ли своих истинных мыслей. Однако Лейн вышагивал под уличными фонарями, как недавно вышагивала она сама, потом сел в машину, завел мотор и уехал.

Наверное, я схожу с ума, подумала Каролина, если во всяком слове и поступке ищу потаенный смысл и пытаюсь связать друг с другом то, что никак не связано. Хуже нет, чем подгонять чужое поведение под трафарет. Полицейскому конец, если он уверует, что мир подобен детской книжке – добро всегда вознаграждается, а зло наказывается.

Каролина забросила сумку в машину и вдруг сообразила, что вокруг кромешная тьма, контрастная ярким огням китайских ресторанов и забегаловок на Ист-Спрейг.

Кто-то за ней наблюдал. Она это почувствовала, еще не уловив чуть слышный шорох и осторожные шаги по асфальту. Проулок тонул во мраке, и Каролина не смогла ничего разглядеть, даже загородившись рукой от уличных огней. Нашарив в сумке пистолет, она сунула его за пояс. Потом вышла на мостовую и углубилась во тьму, вспомнив тот день в парке, когда бросила Ленин Райана и помчалась спасать обреченного Паленого. Глаза немного обвыклись, и футах в сорока она разглядела человека, целеустремленно шагавшего прочь по проулку.

– Эй! – крикнула Каролина, но человек прибавил ходу и, минуя мусорные контейнеры и погрузочный пандус, достиг конца проулка. По узкому щербатому тротуару Каролина бросилась следом, хотя прекрасно понимала, что должна вернуться к машине и вызвать подмогу. И столь же ясно сознавала, что все это не реакция подсознания на стресс, не обман зрения. Нет, она была абсолютно уверена. Это он. Ленин Райан.

К десяти вечера картина стала объемнее, но мало что прояснилось. Поллард показал фото Райана родным и знакомым трех погибших проституток. Безрезультатно. Дюпри проверил, не бывал ли кто из жертв в Северной Калифорнии. Тупик. Просмотрели картотеку Паленого и ломбардные записи Меллинга – нет ли имен убитых шлюх. Пусто.

Что касается Райана. В проституток и Меллинга стреляли из пистолетов разного калибра. Местопребывание Ленин после отсидки выяснить не удалось, поскольку он не пользовался кредитками и ничего не арендовал. По сообщению надзирателя за условно освобожденными, Райан только один раз явился на собеседование, а потом исчез. В Спокане он не наследил, пока не сбросил Паленого с моста. А на трупах шлюх ни пальчиков, ни спермы, чтобы сравнить с его ДНК. По сути, ничего.

Вот такая вот работа. Информация поступает в час по чайной ложке, и ты увлекаешься отдельными деталями в отрыве от целого. Скажем, две недели назад результаты вскрытия сообщили, что в желудках двух жертв обнаружены идентичные следы сэндвича с курицей. Возникла гипотеза, что убийца поджидал женщин у ресторана или сам угощал их сэндвичами. Деталь показалась важной, и Дюпри угрохал уйму времени, прочесывая рестораны и изучая упаковки замороженных куриных грудок. В конце концов выяснилось: эти сэндвичи подают в ресторане на Ист-Спрейг, где шлюхи встречались за поздним ужином. Маленькая деталь спровоцировала шквал деятельности, одарившей бессмысленной и никчемной информацией.

По правде, одно с другим сочеталось далеко не всегда, а если все же сочеталось, то не в самом существенном.

Иначе говоря, случались совпадения. Для большинства людей совпадение – это нечто приятное. Приснилась тебе учительница из восьмого класса, а на другой день ты столкнулся с ней в магазине. Ах, приятное совпадение. Но для сыщиков не бывает «приятных» совпадений. Совпадение – зло. Копы вроде Спайви притворяются, будто нечувствительны к совпадению, – мол, важна всякая кроха информация, ибо расследование сродни поиску истины. Но Дюпри знал, что это не так.

Прорыв вроде сегодняшнего, когда Меллинг опознаёт Ленин Райана и рассказывает о шлюхах, ты воспринимаешь с этакой суеверной осторожностью. Потому что Ленни Райан оплатил свою долю секса и наркотиков, и эти сферы непременно пересекутся, только неизвестно где. Пока есть лишь разрозненные факты: Ленин Райан объявился в городе, убил по меньшей мере двоих и покушался на жизнь третьего; он расспрашивал о шлюхах и говорил о мертвой проститутке. И есть человек, убивший трех шлюх. Ты ищешь пересечения. Во времени. В зверской манере. В хронологии, образцах крови, квитанциях кредитных карт и двадцатидолларовых купюрах.

Но эти два независимых набора фактов могут никогда не пересечься. Либо столкнуться друг с другом, но бессмысленно. Либо их связывают другие детали, которые тебе известны, но больше не видны, и потому точки истинного пересечения фактов скрыты. Расследование сродни попытке вспомнить нечто неизвестное, присобачить анализ к интуиции, увидеть запах. Все это изменяет сыщика, притупляет его чувство реальности, жизни вообще и семейной в частности.

Ему платят, чтобы из кусочков он воссоздал чужую жизнь, и вскоре он начинает разбирать на кусочки собственную, выискивая низменные мотивы, а потом сидит в баре и удивляется: что со мной случилось?

– Что с тобой? – спросил Поллард.

Дюпри сморгнул задумчивость:

– А?

– Ты пялишься в пустоту. Жуткое зрелище.