Аномалия, рожденная смертью - Георгий Александрович Егоров

— Я назначу тебе дополнительное обследование. УЗИ, повторно кровь, и кое-что ещё. Мы не выпишем тебя раньше, чем через неделю. И, Фёдор… — он сделал паузу. — Не пытайся быть сильнее этой тяжести. Её надо понять, а не преодолеть.

Он повернулся к двери.

— Это не просто симптом. Это — язык. Тело с тобой говорит. Постарайся слушать. И вышел.

А Фёдор остался сидеть, глядя на свои руки. Гири. Или… нечто другое. То, что только-только начало просыпаться.

Уходя из палаты, доктор Константин краем уха ещё слышал, как родители Фёдора перешептывались у кровати сына, — вполголоса, с облегчением. А у него в голове уже крутился диагноз. Всё складывалось слишком правильно… и в то же время — неправильно.

Полиартрит. Да. Воспаление нескольких суставов одновременно. Казалось бы — нет ничего проще. Но — слишком много «но».

Константин вернулся к себе в кабинет, опустился в кресло, откинулся и тяжело выдохнул. На столе, словно насмешка, лежала папка с анализами пациента: безупречные показатели крови, ни одного маркера воспаления. Ни покраснений, ни отёков, ни лихорадки. Он снова перелистал распечатки — снимки, УЗИ, заключения специалистов.

— Чёрт, — пробормотал он, постукивая ручкой по столу, — всё указывает на полиартрит. Но это… не он.

Он задумался. Было в этом что-то странное — ощущение, что обычные правила не работают. Как будто диагноз лежит за пределами медицины. Решено — нужен совет старшего.

Главврач. Им был человек-легенда: профессор Яков Аркадьевич, старик с внешностью библиотечного завхоза, но с умом, как скальпель — точным и проникающим. Он давно должен был быть на пенсии, но весь персонал знал: пока он жив, это его территория, его крепость. И к нему, как к оракулу, шли с самыми сложными случаями.

— Разрешите? — заглянув в кабинет, спросил Константин, держа в руке папку с анализами.

— Заходи, Костя. Садись, — ответил Яков Аркадьевич, продолжая разговаривать по телефону. Его голос был мягким, но с хрипотцой — как у дикторов 70-х. Он закончил разговор, отложил трубку и развернулся к молодому врачу. — Слушаю.

Константин начал рассказывать. Он говорил быстро, с запалом, и чем дальше, тем больше глаза старика наполнялись тем самым блеском — азартом исследователя, предвкушающего разгадку.

— Хм… — промычал Яков Аркадьевич, поднимаясь. — Сейчас, подожди…

Он направился к своему книжному стеллажу — настоящей сокровищнице. Корешки книг были потёрты, страницы кое-где вываливались, на полках стоял густой запах старой бумаги и кофе.

— Где же ты… — бормотал он, пробегая пальцами по рядам. — Ага! А вот и ты!

Он вытащил из ряда книгу с потемневшей обложкой. «Аутогенная тренировка», старая ещё советская печать. Открыл нужную главу и стал быстро перелистывать страницы, скользя взглядом по абзацам.

— Вот! «Слушай», — сказал он, прочищая голос:

«Способность вызывать у себя чувство тяжести в мышцах рук, ног и всего тела является важнейшим элементом аутогенной тренировки. Глубокое расслабление скелетной мускулатуры способствует снижению уровня сознательного контроля и способствует вхождению в состояние аутогенного погружения…» Он захлопнул книгу.

— Твой пациент… его мозг сам, без внешней команды, активировал аутотренинг. Без практики. Без подготовки. Как рефлекс. Такое бывает — крайне редко, при пограничных состояниях. А у него была остановка сердца, не так ли?

— Да, — кивнул Константин. — Почти четыре минуты без дыхания.

— Вот и всё. Четыре минуты, и мозг перезагрузился. Что-то перескочило. Сбой в системе. Или наоборот — выход за её пределы.

Старик подошёл к окну, открыл форточку, закурил — впервые за долгое время. Константин знал: Яков Аркадьевич курил только тогда, когда был действительно взволнован. И сейчас он был именно таким.

— Это не полиартрит. Это — автоген. Инстинктивный, неуправляемый. Я видел такое только один раз. В 83-м. Мальчишка из Владивостока. Но у него это прошло. А у твоего пациента — усиливается. Надо наблюдать.

Он затянулся и снова посмотрел на врача.

— А тяжесть только в руках?

— Только. Раньше были боли, он стонал. Сейчас — просто ощущение, будто налиты свинцом. Но не опухают, не краснеют.

— Прелесть какая… — пробормотал старик, стряхнув пепел в кофейную чашку. — Это не патология, Костя. Это… инструмент. Дар. Энергия тела скапливается в руках. Руки становятся аккумулятором силы. Пока — хаотичной. Но если научится контролировать… это будет феноменально.

— И что дальше?

— Через пару дней посмотрю его лично. А ты — наблюдай. И ни слова никому. Я хочу это описать. Для книги. Это редчайший случай.

Прошло три дня. Константин шёл по коридору, задумчиво глядя в пол. Мимо проходили пациенты, пахло хлоркой и дешёвыми дезодорантами. Заглянув в палату Фёдора, он увидел, как тот, босиком и растрёпанный, сидит на подоконнике и шепчется с родителями. Рядом — Катя, та самая медсестра, из-за которой Фёдор по-прежнему сбегал из палаты.

— Ну вот, опять на подоконнике сидишь? — сказал доктор с лёгкой улыбкой. — У тебя вообще-то режим. К субботе, может, выпишем.

— Я больше не чувствую тяжести, — пожал плечами Фёдор. — Всё прошло. Даже таблетки больше не дают.

— Отлично. Но это не значит, что ты здоров. Значит, затишье.

В день выписки в палату заглянул Яков Аркадьевич. Он был в хорошем настроении, шутил, рассказывал байки из ординатуры, подмигивал маме Фёдора.

Он сел рядом с юношей, взял его за руку.

— Налиты?

— Нет, всё нормально, — пожал плечами Федя.

Вдруг главврач вытащил из нагрудного кармана булавку и уколол Федю в плечо. Тот резко дёрнулся и стиснул зубы — от боли, от удивления, от ярости.

— Ну? — спросил Яков Аркадьевич спокойно. — Что чувствуешь?

Фёдор замер.

— Руки… каменеют… — выдохнул он. — Они тяжелые… как гири.

Он попытался приподнять руку — она поднялась на несколько сантиметров, дрожала… и упала.

— Вот это оно. Агрессия. Всплеск. Триггер. Мозг мгновенно включает защиту — и вся энергия летит в руки. Сила накапливается. Люди учатся этому годами. Ты входишь в это состояние за секунды.

Константин стоял, не в силах произнести ни слова.

— Ты не понимаешь, что у тебя, парень. Это не просто «чувство». Это реальный физиологический эффект. Руки становятся сильнее, мышцы — плотнее, связки — жестче. Это оружие. Сила — в чистом виде. Только неуправляемая. Пока.

— А зачем мне это? — спросил Фёдор.

— Затем, чтобы ты выжил в этом мире, — серьёзно сказал главврач. — Но, если не научишься контролировать — может стать проклятием. Подкачаешь руки — и ты сможешь держать эту силу. Тогда — поговорим. А пока…

Он взял выписной лист.

— Сегодня ты свободен. Но пообещай мне, что каждые три месяца будешь приходить ко мне. И описывать, что чувствуешь.

— А… боксом заниматься можно? — с надеждой