Дверь в декабрь - Дин Кунц

Дэн вышел из патологоанатомической лаборатории, но не прошел и нескольких шагов, как в голове сверкнула мысль, заставившая его остановиться. А мгновением позже он уже возвращался в лабораторию. Открыл дверь, вошел. Лютер оторвался от микроскопа.

— Вроде бы ты пошел отлить, но отсутствовал только десять секунд.

— Отлил прямо в коридоре.

— Обычное дело для детектива отдела расследования убийств.

— Послушай, Лютер, ты — либерал?

— Да, конечно, но либералы бывают разные. Есть либералы-консерваторы, либералы-анархисты, либералы-ортодоксы. Есть либералы, которые верят, что мы должны…

— Лютер, посмотри на меня, и ты увидишь живой пример существительного «скука».

— Тогда почему ты спрашиваешь?

— Я просто хотел узнать, слышал ли ты о либеральной группе, которая называется «Свобода теперь».

— Если мне не изменяет память, нет.

— Это комитет политических действий.

— Мне это ничего не говорит.

— Ты достаточно активен в либеральных кругах, не так ли? Ты бы слышал о «Свободе теперь», если бы они вели какую-то работу, проповедовали свои идеи, стремились реализовать их?

— Пожалуй.

— Эрнст Эндрю Купер.

— Один из трех убитых в Студио-Сити, — кивнул Лютер.

— Да. Раньше никогда о нем не слышал?

— Нет.

— Вроде бы большая шишка в либеральных кругах.

— Где?

— Здесь, в Лос-Анджелесе.

— Нет, конечно. Раньше никогда о нем не слышал.

— Ты уверен?

— Разумеется, уверен. Почему ты меня допрашиваешь, как детектив отдела расследования убийств?

— Я и есть детектив отдела расследования убийств.

— Ты — детектив, это точно. — Лютер заулыбался. — Все люди, с которыми ты работаешь, так говорят. Некоторые, правда, используют другие слова, но подразумевают то самое — детектив[11].

— Лютер, по-моему, ты просто зациклился на этом слове, что с тобой такое? Тебе одиноко, может, тебе нужен новый бойфренд?

Патологоанатом рассмеялся. Смеялся он всегда очень заразительно, и улыбка у него была такая обаятельная, что собеседник не мог не улыбнуться в ответ. Дэн не раз спрашивал себя, а почему такой добродушный, жизнелюбивый, оптимистичный, энергичный, веселый человек, как Лютер Уильямс, решил отведенное работе время проводить с трупами?

* * *

Кабинет доктора Ирматруды Гелькеншеттль, заведующей кафедрой психологии ЛАКУ, занимал угловое помещение, и из многочисленных окон открывался вид на кампус. Часы показывали без четверти пять, короткий зимний день подходил к концу. Багрянец заката напоминал еще раскаленные угли костра. Тени вытягивались с каждой минутой. Студенты спешили разбежаться по общежитиям и опередить пробирающий до костей холод, который несла с собой приближающаяся ночь.

Дэн расположился в современном датском кресле, тогда как доктор Гелькеншеттль обошла стол и села на стул с высокой спинкой.

Невысокая коренастая женщина пятидесяти с небольшим лет, с коротко стриженными, обильно тронутыми сединой волосами, красавицей никогда не была, но ее доброе лицо притягивало взгляд. Носила она синие джинсы и белую мужскую рубашку с накладными карманами, эполетами и закатанными по локоть рукавами. Часы у нее тоже были мужские, простой, но надежный «Таймекс» на браслете. Она излучала компетентность, уверенность в себе, интеллигентность.

Хотя Дэн встретился с ней впервые, у него создалось ощущение, что он давно уже ее знает. Очень уж она напоминала ему тетю Кей, сестру матери, офицера американской армии. Доктор Гелькеншеттль, несомненно, выбирала одежду по критериям удобства, долговечности и стоимости. Она не осуждала тех, кто стремился идти в ногу с модой. Просто ей в голову не приходила мысль о том, что при обновлении гардероба необходимо принимать во внимание моду. Он даже знал, почему она отдавала предпочтение мужским часам. Точно так же поступала и тетя Кей, потому что у мужских часов больше циферблат, и проще рассмотреть, который час.

Поначалу ее внешность его ошарашила. Он и представить себе не мог, что вот так может выглядеть глава кафедры психологии. Но потом он заметил, что одна из полок книжного шкафа, который стоял за ее столом, заполнена более чем двадцатью томами с ее фамилией на корешке.

— Доктор Гелькеншеттль…

Она подняла руку, прерывая его.

— Эту фамилию произнести невозможно. Доктором Гелькеншеттль называют меня только студенты, коллеги, которых я презираю, и мой автомеханик, этих ребят нужно держать в узде, а не то они сдерут с тебя годовое жалованье за обычное техобслуживание, и незнакомцы. Мы — незнакомцы, или почти что незнакомцы, но мы также профессионалы, поэтому давайте обойдемся без формальностей. Зовите меня Мардж.

— Это ваше второе имя?

— К сожалению, нет. Но Ирматруда ничуть не лучше Гелькеншеттль, а мое второе имя — Хейди. Как по-вашему, Хейди мне подходит?

Он улыбнулся:

— Полагаю, что нет.

— Вы чертовски правы. Мои родители были очень милые люди, они любили меня, но вот с подбором имен дали маху.

— Меня зовут Дэн.

— Гораздо лучше. Просто. Разумно. Каждый может выговорить Дэн. Так вы хотите поговорить о Дилане Маккэффри и Вилли Хоффрице. Трудно поверить, что они мертвы.