Тысячи лиц Бэнтэн - Айзек Адамсон

Когда я наконец спустился в вестибюль гостиницы, было почти семь вечера. В огромном аквариуме серебристые каракатицы исполняли свой бесконечный балет группового мышления, а Морж, как обычно, возвышался за конторкой по стойке смирно — подбородок кверху, грудь колесом, на дурацкой накрахмаленной униформе сияют золотом отполированные пуговицы. Вот только моржовые усы выдают — что-то не так. Обычно, когда он улыбается, усы гордо торчат над губой, а сейчас кончики поникли, будто их забыли под дождем.

— Добрый вечер, господин Чака, — поздоровался Морж, когда я подошел к стойке оставить ключ перед уходом, как принято в японских гостиницах. Морж стрельнул глазами в сторону, потом снова уставился на меня. — Вас ждут. Боюсь, он уже давненько тут сидит.

Боджанглз? Человек в Белом? Кишки у меня скрутило, когда я проследил за взглядом Моржа в дальний конец вестибюля.

Физиономия этого парня на секунду меня оглоушила. С такой мордой сидеть бы возле бассейна, обмахиваться пальмовым листом, попивая «Маргариту». Ясное дело, у него всегда такая морда, но к этому сложно привыкнуть. Прикид моднее, чем в прошлый раз: туфли сияют, будто лезвия кинжалов, блестящий костюмчик «Зенга» цвета зеленой сливы, золотые часы, огромные, что твой волшебный браслет Чудо-Женщины.[49]Я сперва даже не поверил, что это он, но довольно быстро оклемался. «Невероятное» теперь стало обычным делом.

— Гомбэй Фукугава, — сказал я. — Какими судьбами? Покачнувшись, Гомбэй встал с дивана и пошел через вестибюль. Я зашагал навстречу и, когда он приблизился, заметил, что кто-то поставил ему нехилый фонарь под глазом. Лицо у него было того же цвета, что и костюм. Нюхнув выхлоп, я понял почему. Либо Гомбэй набрел на зал патинко, где подают виски, либо обнаружил новый способ проводить время.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Чего, это? — сказал Гомбэй, аккуратно тыча пальцем в почерневшую кожу, пиявкой распухшую под глазом. — Маленькое недопонимание. Чепуха. Ты сигареты получил?

— Сигареты? — И тут я вспомнил. Блоки «Надежды» в золотой фольге, которые он вчера мне подарил. Как древняя история, как часть другой жизни. — Да, получил. Большое спасибо. Очень внимательно с твоей стороны.

— Ты ж не куришь, правда?

— Э, никогда не поздно начать.

Алкоголь, курсирующий в крови Гомбэя, забетонировал обычную непробиваемость его приятной усмешечки. Вот он раскачивается тут, посреди вестибюля, а я не могу распознать его настроение, как не могу понять, о чем думают каракатицы в гигантском аквариуме.

— Статью закончил? — спросил Гомбэй.

— Вношу финальные штрихи, но…

— Я так и знал, что ты не куришь, — перебил он. — Тупой оказался подарок. Ну я и дурак. Но я хотел бы компенсировать.

— Я очень пеню этот любезный жест, — сказал я, пытаясь решить, до какой степени официальности тут надо дойти. — Это и в самом деле честь для такого скромного человека, как я, удостоиться твоего внимания. Сердце мое переполнено тысячами сожалений, что я должен…

— Эй, мужик, легче на поворотах, — перебил Гомбэй, раскачиваясь на пятках. — Я просто хотел чуть-чуть показать свою признательность. Вчера вечером забежал сюда, а тебя, наверное, не было. Ну, что скажешь? Могу я выразить свою признательность?

У меня уже нервы отмирали от этой его вечной усмешки. К чему он ведет? Издали на нас таращился Морж, а за его спиной метались туда-сюда каракатицы, и по вестибюлю разносился успокаивающий шорох волн на пляже.

— Что конкретно у тебя на уме? — спросил я.

— Пошли покажу, — ответил Гомбэй. Потом он вроде как подмигнул, развернулся и зашагал к выходу. Я глянул назад. Морж отвесил мне поклон, усы снова торчали над губой, как положено. Пожав плечами, я направился вслед за Гомбэем.

Вечер пятницы, солнце давно исчезло, но жары после себя оставило предостаточно — как раз хватит до его возвращения. Лет пять назад я брал интервью у синоптички со «СкайПерфект ТВ», она мне растолковала, что по пятницам в Токио выпадает больше дождей, чем в любой другой день. Как-то связано с циклами накопления промышленных отходов, выделением в атмосферу тепла и твердых частиц. Хорошая идея — жить в равновесии и гармонии с природой: в хайку смотрится зашибись. Но реальность — это доли в производстве, а еще дожди по пятницам. Однако не сегодня. Небо чистое, ни облачка, только вдали между двух небоскребов застряла тощая серая луна. Подмигивает так, словно там ей не круто, а податься больше некуда.

Гомбэй потащил меня в узкий переулок. В гостинице у него рот не закрывался, а только вышли наружу — молчит, как рыба. Если возьмете интервью у такой же кучи народу, что и я за столько лет, научитесь справляться с молчанием индивидуально. Одним надо подсказывать, вокруг других на цырлах бегаешь, а третьих просто не трогаешь, пока сами не заговорят. С Гомбэем мне долго ждать не пришлось.

— Не против, если я спрошу кое-что? — сказал Гомбэй.

Я покачал головой.

— Как думаешь, ты удачливый?

— Особо не думал.

— И все же?

— Ну, я даже и не знаю, что такое удача.

— Я тебя понял, — сказал Гомбэй. — Но я считаю, что есть такая штука, как везение и невезение. Особенно в патинко. И в жизни такая же история. Чуть посложнее, иногда не так ясно, но по сути своей жизнь совсем как патинко.

Снова фатализм патинко. Я подавил желание закатить глаза.

— В смысле, ты глянь на этот чертов город, — продолжал Гомбэй, раскинув руки. — Прямо огромный автомат патинко. Здания торчат из земли, как штырьки. Бесконечный шум, огромные телеэкраны, неоновые вывески мигают и мигают, только чтобы внимание отвлечь. Прямо как в патинко. А люди? Чака, мы — шарики. Мечемся от здания к зданию, от одной бабы к другой, с одной работы на другую, от одной идеи к следующей, такие дела. Мы-то думаем, что все под контролем, что сами выбираем свой путь. Ни хрена. Мы — только шарики, запущенные в огромный игровой автомат, бездумно скачем и носимся. Снова и снова повторяем одно и то же, скатываясь все ниже. Кто-то отхватывает главный приз, но большинство — в пролете. Это просто шанс, и есть только один способ ухватить его за хвост. Знаешь, какой способ? Я покачал головой.

— Растить свою удачу, — сказал он. — Вообще забыть, что есть такая штука — шансы, и учиться владеть самой загадочной силой во вселенной. Вот почему сегодня я здесь, господин Чака.