Найди меня - Энн Фрейзер

Тяжело, когда ребенок не похож на тебя. Много лет назад она призналась в этом Морису, и он так сочувствовал ей. Когда ребенок словно чужак в твоем доме. Рени была просто другой. Розалинда старалась быть хорошей матерью, но это было трудно. Поэтому то, что Морис всегда любил Рени без всяких оговорок, впечатляло и говорило многое о его натуре. Он был из тех, кто не считал Рени невинной, хотя и обвинял Бена во всем, что случилось. Морис считал, что Бен исказил душу Рени, контролировал ее и превратил в зеркальный образ самого себя. И все же он защищал ее, лгал ради нее и в то же время продолжал ее любить. Розалинда обожала его за это.

— Все эти женщины были бы сейчас живы, если бы не Рени, — мягко напомнил ей Морис.

Представления Мориса о событиях многолетней давности могли быть искаженными, но то, что он сказал о Рени, оставалось правдой. Она была музой Бена. И у них обоих были темные наклонности.

ГЛАВА 23

В округе Сан-Бернардино из-за огромных расстояний требуется много времени, просто чтобы попасть из точки А в точку Б. Дэниел включил мигалку в своем черном седане без полицейской маркировки. Несясь с превышением разрешенной скорости и рискуя на грунтовках, им удалось попасть на место за два часа с небольшим. Рени никогда не приходилось преодолевать это расстояние с подобной скоростью.

Когда они выехали на плато, где стояла Птичья скала, как она начала про себя ее называть, оказалось, что сегодня картина еще больше напоминает археологические раскопки. Появились новые палатки, натужно гудели генераторы. Прибавилось машин. Вокруг прибавилось маленьких желтых флажков, хлопавших на сильном ветру. В прошлый раз ее внимание было поглощено огромными скалами, и она совершенно упустила из виду множество деревьев юкки вокруг. Они торчали повсюду. А это новое тело, имеет оно какое-то отношение к отцу? Или еще одно недавнее убийство?

Дэниел выскочил из машины первым, едва ли не вынырнул. Даже не взглянув в ее сторону, он поспешил к большой группе людей, сгрудившихся в стороне, в тени под растянутым коричневым брезентом.

Вчерашний криминалист заметил их, узнал и провел оставшуюся часть пути до раскопа.

— Мы ждем, чтобы отправить тело. — В голосе звучало раздражение. — Не понимаю, почему вы, детективы, должны присутствовать при каждой мелочи.

Дэниел не ответил. Он пристально изучал прямоугольную могилу и землю вокруг. На противоположном краю ямы лежал застегнутый мешок. Очевидно, тело уже внутри.

— Вы упаковали ее, — сказал Дэниел. — Я же сказал подождать.

— Я не видел причин, — ответил эксперт. — Солнце садится. Все перегрелись и устали, и мы старались закончить до темноты.

Он присел и расстегнул мешок.

Все подступили ближе. Некоторые достали камеры. Кто-то писал в планшете, видимо, отмечая время и место, а также что сделано и чего не сделано на месте.

— Словно мумия… — прошептал кто-то.

Да. Мумифицированная плоть и кости.

Человек. Женщина. Обтянутый кожей череп, темные зубы, кажущиеся слишком крупными, длинные коричневые волосы. Без одежды. Эта жертва пролежала в земле много дольше, чем несколько недель. Ноги Рени грозили подкоситься. Неужели от облегчения после поисков всех этих лет? Или от страха, что может узнать жертву?

Кто-то плакал. Женщина, ведущая подкаст на криминальную тему. Видимо, никогда не видела настоящие трупы. Наверное, добровольно вызвалась участвовать в поисках. Нет, это все не игры и развлечения. Рени отвернулась.

Небо порозовело, гигантские гладкие валуны отбрасывали длинные вечерние тени, а деревья юкки казались силуэтами людей, выстроившихся в караул над могилой. Над ними кружили и галдели птицы, чернея крыльями на фоне неба.

Эта мимолетная красота приносила успокоение, и Рени сразу задумалась, как бы она могла ее передать — на холсте, в глине, в своем сжимающемся сердце? Зачем люди это делают? Зачем пытаются воспроизвести красоту того, что перед ними? В этом нет никакого смысла. «Наслаждайся тем, что есть; не пытайся воссоздать это». Неужели это сказал отец?

На фоне этого контраста между трупом и сюрреалистической оглушающей красотой пейзажа неожиданно нахлынули непрошеные чувства к отцу, воспоминания о том, как он любил пустыню и природу.

Он привозил тела не для того, чтобы спрятать. Он привозил их сюда, чтобы разделить эту магию, положить их в особом месте. По крайней мере, в своем безумном сознании. Ведь что полиция все эти годы, что Дэниел совсем недавно твердили, что проще было бы избавляться от тел ближе к дому.

— А платье? — нервно спросил Дэниел. — Вы говорили про платье.

— Оно уже в пакете для улик.

— Хочу на него взглянуть.

— Оно запечатано.

— Я хочу на него взглянуть.

— Вам придется взломать печати и перезаполнить сопроводительные документы.

— Ладно.

Кто-то протянул ему пару перчаток и бумажный мешок. Натянув перчатки, он разорвал мешок и вытащил платье. Красное, с мелким цветочным рисунком. Выцветшее и грязное, с темными пятнами, вероятно крови. Дэниел поднял его, и платье затрепетало на фоне садящегося солнца, само словно часть пейзажа.

Платье колыхнулось на ветру, посыпалась грязь.

— Вы теряете улики, — тихо сказала Рени. Волосы. Волокна. Странная небрежность для детектива.

Словно очнувшись, Дэниел уложил платье обратно в пакет, запечатал его, подписал свое имя и передал ответственному за улики. Словно деревянный, он повернулся, но Рени успела услышать звук, похожий на всхлип.

Она посмотрела на остальных, не уверенная, что ей не послышалось. Некоторые казались не менее озадаченными, чем она, но большинство явно не обратило внимания. Все выглядели измученными; видимо, им просто хотелось поесть, принять душ и завалиться спать.

Дэниел полицейский. Он не первый раз видит мертвое тело, и это тело не выглядит особенно жутко. Никакого разложения. Скорее похоже на бумагу или кожу. Может быть, он тоже ощутил власть этого момента, поцелуй пустыни и безмолвную магию. И все же…

Она смотрела ему вслед, пока он нетвердой походкой не зашел за палатку.

ГЛАВА 24

Дэниел стоял за палаткой, упираясь ладонями в колени, едва дыша и стараясь не потерять сознания. «Не растекайся», — сказал он себе. Это может быть и не она.

Но волосы. И платье.

Невозможно понять, та же ли это ткань. Придется отдать свой лоскуток в лабораторию на анализ. До сих пор он вел свое частное расследование негласно, и от одной мысли, что придется рассказать о своем прошлом коллегам, его снова затошнило. Слишком много всего сразу.

Ребенком он воображал, как отыщет ее где-нибудь в подвале или запертую на чердаке. Но живую. Непременно живую. Он взбегает по лестнице, выламывает дверь и