Танец духов - Джон Кейз

С Хакимом тоже дело дрянь. Для него Уилсон — чужак, странный американский дружок Бободжона, с диковинными прожектами в голове. Под пыткой Хаким сдаст малознакомого американца первым. Но что именно он может выдать? Что, собственно говоря, ему известно о Франциско д'Анкония? Сидел вместе с Бободжоном. Тот называл его по кличке Длинный. Уилсон вспомнил разговор с Хакимом о Вовоке — прежнем Джеке Уилсоне. Остался ли этот разговор в памяти араба? Или ФБР для выхода на Джека Уилсона будет достаточно узнать, что «Франциско д'Анкония» сидел в тюрьме вместе с Бободжоном? Правда, тот болтался по тюрьмам долго и приятелей за решеткой у него немало…

«Про гашиш, оружие и алмазы Хаким под пыткой, разумеется, выложит все, — думал Уилсон. — Чем продавать друзей, он лучше подставит меня, чужака. Расскажет, где я, что делаю и куда направляюсь. Опишет мою внешность. Но вспомнит ли он мое настоящее имя? Вряд ли».

Эти мысли не успокаивали. При любом раскладе Уилсона рано или поздно вычислят. Впрочем, пока он был в относительной безопасности. В Антверпене его могут ждать агенты ЦРУ или ФБР. Но в джунгли Конго, в самое пекло войны и беззакония, за ним никто не попрется.

С другой стороны, если Ибрагим прознает о том, что Хакима замели и надежной крыши у американца больше нет… в этом случае алмазы тю-тю. А самого Уилсона мигом шлепнут и труп бросят в одну из шахт или скормят собакам…

Куда ни кинь — всюду клин.

Место добычи алмазов Уилсон осматривал во второй половине дня.

Он ожидал увидеть что-то вроде обычной угольной шахты или многоярусный карьер с могучими машинами, которые ворочают породу. А попал на край гигантской ямы — метров сто в ширину и метров десять в глубину. Дно ямины было усеяно маленькими глубокими ямками с желтыми уступами. В них, под присмотром бригадиров с автоматами, прилежно трудились мосластые рабочие — по колени, а где и по пояс в воде. У многих был вид доходяг.

В каждой из ямок стоял длинный деревянный желоб с металлической решеткой. На решетку совковыми лопатами швыряли желтую глину, полную камней. Мощные струи воды из шлангов — наверху работали насосы — вымывали камни помельче через ячейки решетки на дно желоба.

Мальчишки выгребали эту мелочь в горки. Наступал черед «трясунов» — они ссыпали приготовленные, еще довольно грязные камешки в большие сита с крошечными отверстиями и крутили их до тех пор, пока остатки глины не оказывались у края. Более тяжелая алмазосодержащая порода оставалась в центре сита.

Среди сбившихся на дне сита камушков опытные трясуны умудрялись заметить даже однокаратный алмаз. Трогать добычу руками они не имели права. Просто застывали — и звали бригадира. Тот мчался к ним со всех ног.

Только пыхтение бензиновых насосов и автоматы вместо бичей напоминали, что на дворе двадцать первый век.

— И сколько вы им платите? — поинтересовался Уилсон.

Его гид — негр, управлявший «мерседесом» на пути из аэродрома в лагерь, — рассмеялся.

— Ну, — сказал он, — которым платим — те получают шестьдесят американских центов в сутки. И что-нибудь поесть. Остальных просто кормим.

— «Остальные» — это кто? — спросил Уилсон.

Водитель ухмыльнулся:

— Большинству мы не платим вовсе.

— Почему?

— Военнопленные. Из поганого племени лугбара.

— Но вы их все-таки кормите?

Водитель кивнул:

— Разумеется. Жрать не дашь — работу не потянут. Поэтому каждому две чашки риса в день. Иногда даже немного сладкого маниока. Вы не думайте — у нас тут всё по этой самой… по человечности.

Часом позже полковник Ибрагим сидел за раскладным столиком у крыльца конторы алмазного прииска. Здесь землекопы и трясуны получали ежедневную плату и паек. Одних награждали, других наказывали.

Когда подошли Уилсон и его гид, водитель «мерседеса», полковник Ибрагим за что-то строжал целую семью — «старикам» было лет по сорок, их дочери — лет двадцать пять, а к ней жались двое десятилетних мальчишек и девочка от силы пяти лет. У всех был перепуганный и жалкий вид — за исключением девочки, которая равнодушно ковыряла в носу.

Белов стоял неподалеку, привалившись спиной к розовой стене конторы.

Уилсон подошел к нему:

— Я думал, вы уже улетели в Шарджу.

Белов кивнул в сторону Ибрагима:

— Начальник недоволен. Поэтому я задерживаюсь.

— А в чем проблема?

— Помните, я говорил, что не смог достать к сроку российские ручные пулеметы? Привез отличный китайский аналог. Никакой разницы!.. А Ибрагим возьми и упрись!

— Ну и как вы намерены выходить из положения?

— Пусть нас Хаким рассудит. Ему решать.

Уилсон потупился.

— А как вы свяжетесь с Хакимом? — спросил он, не поднимая глаз.

— Элементарно. Ибрагим ему позвонит.

Уилсон радостно вскинулся:

— Ибрагим может в любой момент позвонить Хакиму?

— Естественно. Чему тут удивляться? Они друзья-приятели.

— Отсюда, значит, можно дозвониться Хакиму? — не унимался Уилсон.

— Африка не на Луне. Обычная связь через спутник… Послушайте, Уилсон, вы чего так возбудились? У вас какие-то сложности с Хакимом?

— Да нет, что вы… с чего вы взяли…

В этот момент от главных ворот быстрым шагом подошел солдат, который волок за волосы голого избитого мальчишку лет двенадцати-тринадцати.

При виде мальчика семья, которую отчитывал полковник Ибрагим, пришла в еще больший ужас. Девочка, вытягивая ручки, кинулась было навстречу брату, но дед проворно схватил ее и взял на руки. Мать девочки зарыдала. Через секунду взрослые и дети рухнули на колени перед полковником.

— Что происходит? — спросил Уилсон Белова.

— Паршивая история. Мальчишка спер алмаз. Теперь ему каюк.

Дед отчаянно причитал на суахили — очевидно, умолял полковника помиловать глупого мальчишку.

Полковник Ибрагим слушал с величавым видом и кивал, словно признавая правоту звучащих аргументов. Потом спектакль ему явно наскучил. Он дважды хлопнул в ладоши и повернулся к лагерной охране:

— Приступайте!

Ближайший солдат с бравой ухмылкой кинулся в здание конторы и через считанные секунды вернулся с канистрой бензина и автомобильной покрышкой на плече.

Мать и бабушка зарыдали в голос. Избитый мальчик, пошатываясь, стоял между двумя солдатами. Из всей семьи он единственный не опустился на колени. Казалось, он уже не совсем в этом мире — вслушивается в какую-то музыку, доступную только его ушам.

Добровольный палач сноровисто вдел обреченного пацана в покрышку; она сидела на его груди вкось, как наградная лента. Теперь руки за спину. Стянуть пластиковой лентой. Облить бензином покрышку и все тело. Готово!