Кошмар на Полынной улице - Дарья Буданцева

Писательница цепкими руками схватила меня за локоть и оттащила в сторону.

– Это что, человек?! – спросила она страшным и громким шепотом, вытаращив на Елисея глаза. Не то чтобы по-настоящему испуганно, скорее, с каким-то диковатым восторгом.

Похоже, у кого-то появился новый наглядный прототип персонажа.

– А сама как будто нет?.. – в тон ей ответила я.

Поговаривали (а я знала это точно), что она тоже была выходцем из мира людей. А в Астрал девушка попала по каким-то своим личным обстоятельствам, обязанным ее любопытству и неудачным экспериментам с магией, и с тех пор осела здесь, завела себе домашнего алконоста и целыми днями текстографировала свои нетленки исконной драконописью посредством простой шариковой ручки.

Писательница нахмурилась, сморщив нос.

– Я вообще-то фея.

Да по мне, хоть горгулья, какая разница…

– Хема, ты что, уходишь? – Елисей окликнул меня уже на лестнице, оторвавшись от созерцания живых картин и торопливо припустив следом. – Ты вроде как теперь за меня в ответе!

– Я тебя не приручала!

На своем этаже я вырвалась вперед и тут же решительно направилась к квартире.

Хватит. Надоело! Хватит!.. Во всяком случае, это не моя проблема, что он здесь очутился. Я всего лишь дежурный и могу сделать вид, что Елисей мне не мешает.

Возле самой двери, когда я уже намеревалась шагнуть сквозь нее в коридор, парень поспешно схватил меня за руку, заставив обернуться.

– Ты правда уходишь? Куда?

– Домой, – я пожала плечами. – Не знаю, что произошло, но я тебе не няня. Разбирайся, пожалуйста, сам, – я попыталась сделать лицо как можно более непринужденным. На самом деле внутри все кипело и разрывалось между жутким желанием помочь или же отмахнуться, списав все происходящее на не свои обязанности. Я пока не знала, какое победит, поэтому медлила.

– И ты так и бросишь меня здесь? – хитро прищурившись, спросил Елисей. – На съедение всем этим аборигенам?

Было бы неплохо… Меньше проблем.

В то время как внутри шла непримиримая борьба, Елисей молча оглядывал подъезд, как бы пытаясь сориентироваться.

– Это вообще-то и мой дом. Я имею в виду, там, – он неопределенно мотнул головой вверх. А смотрел он – это было понятно совершенно точно – только на мою дверь и покоящуюся на ней серебристую ящерицу.

– В смысле?

– Я здесь живу. Я не знаю, что ЭТО, но там, в обычном мире, это моя квартира, – пожал плечами он.

Вот тебе и квартирный вопрос и жилищный ответ…

– А как же Селивановы? – непонимающе переспросила я.

– Продали год назад.

Еще одно пожатие плечами.

– Ясно, – сказала я.

Я не знала, как реагировать и, главное, что при этом чувствовать. Удовлетворение? Радость? Или определенное облегчение оттого, что, когда-то принятое, мое решение приобрело статус необратимого?..

Тяжелое тревожное чувство большой плоской рыбиной шевельнулось в груди, взбаламутило, разволновало, вспенило волной мой тихий омут. И, сама не осознавая происходящего, я отворила дверь и приглашающим жестом махнула Елисею.

– Заходи.

Было подозрение, что так просто от него не отделаться. Нужно усадить его пить чай, а самой пока решить, что делать дальше. Еще мелькнула мысль поспрашивать парня о бывших хозяевах его квартиры, вдруг он что и сможет рассказать?

Хотя мне этого не сильно хотелось.

Что унесла река, того не возвратишь…

В прихожей стоял привычный полумрак. Из ванной доносились гулкий шум, смех и пение нескольких голосов: «Ой, цвете-е-ет кали-и-и-ина-а в по-оле у ручья-а!..»

Соседи с верхнего этажа опять разбушевались. Сквозь тонкие перегородки отчетливо слышались каждое слово и каждая нота, в которую они не попадали.

– Не обращай внимания, – я поплотнее закрыла входную дверь и направилась к кухне. – Ты какой чай любишь? – я вытряхивала из шкафчиков все содержимое, пригодное для чаепития, и голос мой был как никогда бодрым и веселым.

«Парня молодо-ого полюби-ила я-а-а-а…»

Парень не ответил, и, когда я снова выглянула в коридор узнать, что он там делает, застала Елисея стоящим возле дальней комнаты.

– Забавная вещь. В подъезде такой кавардак, а в самой квартире даже комнаты точь-в-точь как в настоящей! Только входная дверь не та, а так прям все, – он положил ладонь на ручку и нажал, толкнув дверь плечом.

– Подожди! Тебе туда нельзя!

Я бросила на столе чайник, намереваясь остановить Елисея.

Но парень уже вошел внутрь.

В комнате воздушными слоями, совсем как сахарная вата, клубилась темнота.

Даже и не темнота это была вовсе – просто такая густая синь, рассеянная в воздухе, что невозможно с мимолетного взгляда отличить, где кончается она и начинаются стены. Да, синева. Простая синева, создающая ощущение, словно смотришь на все окружающее сквозь прозрачное, пронзительно-темное чистое стекло…

На белеющих в полумраке стенах светлыми призраками висели рисунки – наивные кривые каракули, выведенные неуверенной детской рукой, только-только научившейся держать карандаш. Здесь были поздравления: открытки, подаренные маме к Восьмому марта, письма Деду Морозу, головастые и лопоухие собаки с огромными круглыми глазами и улыбающимися пастями, домики с солнышками, зеленая пунктирная травка, цветы высотой с забор. Полосатый кот в ошейнике с колокольчиком…

Мы подобрали его на улице совсем котенком, когда мне было семь, а потом отдали в деревню хорошей старой женщине. После я видела фотографии лежащего на обласканном солнцем крыльце толстого котяры, в которого малыш превратился.

С беленого, знакомого каждой трещиной потолка свисали на нитках покрытые пылью журавлики из цветной бумаги.

Вспугнутый внезапно раскрытой дверью воздух подхватил их тонкие прозрачные крылья, и теперь птицы слабо покачивались в темноте, как призраки.

– Поразительно, – негромко произнес Елисей, оглядев мои детские поделки.

Он не ушел дальше порога. Он стоял на месте как вкопанный, словно вмиг осознав всю свою непричастность, чужеродность и враждебность для чужих тайн.

«Ага, – мысленно согласилась я. – Не то слово…»

Пауза и то молчание, с которым он взирал на мои детские воспоминания, наконец привели меня в чувство.

– Все. Проваливай отсюда! – произнесла я вслух, потянув дверь на себя и боком оттеснив Елисея из спальни.

Я чувствовала себя уязвленной, не хотелось оборачиваться, чтоб не столкнуться с ним взглядом, и я старательно долго делала вид, что неровно сидящую в петлях дверь никак не получается закрыть плотнее. В реальности она и правда всегда была немного перекошенной. Эта черта передалась и в Астрал.

Все это время я затылком чувствовала взгляд. Мне казалось, что парень смотрит на меня: пристально, выжидающе. Жалостливо. Но когда я оглянулась, Елисей рассматривал книжные полки.

Я выдохнула, собравшись повторить свою последнюю фразу, но тут он резко обернулся и внимательно посмотрел мне в глаза.

Что-то беззащитное и