Женевский обман - Джеймс Твайнинг

Виа дель Говерно Веккьо, Рим, 19 марта, 11:32

Улочки здесь были темные и узкие, дома теснились над головой, словно раскидистые деревья, целующиеся над дорожкой в старом парке. И здесь было людно — пешеходы спешили по узкому тротуару, старательно огибая редкие кучки собачьего дерьма и старуху, усердно драившую мраморное крыльцо. На проезжей части движение вообще встало — из-за грузовичка, остановившегося с доставкой у цветочного магазина. На звуки возмущенно сигналивших ему машин кое-где на балконы повысовывались люди — одни просто равнодушно глазели, другие осыпали водителя потоками брани за его эгоизм. Глянув вверх, он продемонстрировал всем недовольным неприличный жест и укатил.

Аллегра всю дорогу молчала, глядя под ноги. Том знал, что она переживает из-за предательства Аурелио и во всем винит себя. Он пытался придумать какие-нибудь слова утешения, способные как-то облегчить ее надуманное чувство вины. Пытался, но так и не смог. Не смог, потому что знал: со временем этот прилив гнева и возмущения в ее душе схлынет, обнажив скрывавшуюся под мрачными водами старую отметину утраченной дружбы. А вот его теперешние слова, какими бы правильными они ни были, не забудутся никогда. Уж он-то по своему горькому опыту знал, что такое предательство, и жил со страхом оказаться преданным.

— А какие еще работы Фидия известны? — спросил он, посторонившись и пропуская женщину со сворой из пяти мелких тявкающих собачонок на поводках.

— Ему приписывается авторство статуи Афины, хранящейся в Школе изящных искусств в Париже, — ответила Аллегра, не поднимая головы. — Есть также чаша с его именем, найденная на раскопках развалин мастерской в Олимпии, где он создавал свою знаменитую статую Зевса.

— Но масок не было?

— Нет. — Она покачала головой. — Если Аурелио не ошибся, то этой маске нет цены.

— У каждой вещи есть цена. — Том улыбнулся. — Надо только найти того, кто готов ее заплатить.

— Возможно, Кавалли как раз этим и занимался в ту ночь, когда его убили, — сказала Аллегра, поморщившись от грохота проезжавшей мимо старой «веспы», от которого даже задребезжали стекла в окнах окрестных домов. — Может, встречался с таким покупателем. Ну или с тем, кого он считал покупателем.

— Ну да, тогда можно объяснить, почему у него при себе была фотография, — согласился Том. — И почему он спрятал ее, когда понял, что им на самом деле нужно.

— Но непонятно пока, где он взял эту маску. — Аллегра вдруг остановилась, нахмурившись, когда увидела, что они вышли к мосту Святого Ангела. — Что мы здесь делаем?

— Разве не здесь убили Кавалли? — спросил Том.

— Да, здесь, но…

— Вот я и подумал, что не мешало бы нам взглянуть на это место.

Пешеходы сновали по отполированной временем булыжной кладке моста, а лица и руки каменных ангелов, выстроившихся в ряд вдоль парапета и словно оживших на солнышке, казалось, так и манили Тома с Аллегрой. После давящих объятий тесных темных улочек здешний простор вызывал ощущение облегчения.

— А где его нашли? — спросил Том.

— Прямо в реке. Его повесили на одной из статуй.

— То есть он убит в день гибели Цезаря, а следом за ним и Риччи на месте убийства Цезаря, — задумчиво проговорил Том.

— Смерть Риччи и Ардженто была обставлена как инсценировка сюжетов полотен Караваджо. — Аллегра раздраженно кивнула. — Мы же все это уже обмусолили.

— Да, конечно. — Том пожал плечами. — Простоя о том, как тщательно все было подгадано. И время, и место, и положение мертвых тел, и заметная связь с предыдущим убийством. Такое впечатление… что это не просто убийства.

— А что же тогда?

Том ответил не сразу. Вдалеке величественно возвышался купол собора Святого Петра, огромный и незыблемый. Над ним серой пеленой, трепещущей на ветру, описывала круги стая голубей.

— Послания, например. Такой своеобразный разговор.

— Если так, то разговор начали с Кавалли, — задумчиво прищурившись, проговорила Аллегра.

— Совершенно верно. И тогда вопрос: зачем убивать его именно здесь? Почему они выбрали этот мост? Какие-то были же у них соображения?

Аллегра сосредоточенно молчала, потом проговорила:

— Этот мост был построен для того, чтобы можно было добраться из города до мавзолея Адриана. Потом он превратился в дорогу для паломников, приходивших поклониться святому Петру. А в шестнадцатом-семнадцатом веках здесь вывешивали на всеобщее обозрение тела казненных преступников. Как предупреждение.

— Предупреждение для кого? — спросил Том. — И вообще — что означают эти статуи?

— Их заказал Бернини папа Климент Девятый. Каждый ангел держит какой-нибудь предмет, связанный со страстями Господними. Веревка, которой удавили Кавалли, была привязана к ангелу с крестом.

— И вслед за этим — распятый вниз головой Риччи и труп Ардженто в храме. — Том прищелкнул пальцами, когда два крохотных кусочка пазла вдруг легли на место.

— И это не первый случай! — возбужденно продолжала Аллегра, осененная новой мыслью. — Кавалли был не первым, кого убили на этом месте.

— То есть?

— В тысяча пятьсот девяносто девятом году аристократку Беатриче Ченчи предали пытке и казнили на мосту Святого Ангела, — объяснила Аллегра. — Это была одна из самых громких публичных казней в Риме.

— А за что ее? Что она совершила?

— Убила отца.

Том задумчиво кивнул, вспомнив погром в доме Кавалли.

— Отцеубийство. Измена. Очень может быть. Может, Кавалли предал лигу и ему устроили наказание? — Он шумно выдохнул и, пожав плечами, прибавил: — По-моему, мы в правильном направлении соображаем. Давай-ка позвоним Арчи — он, наверное, уже приземлился.

Они направились к концу моста, и Том, достав из кармана телефон, решил подгадать, когда движение на проезжей части станет потише. Но в последний момент с ними поравнялась и остановилась огромная бронированная грузовая фура. Из нее выпрыгнули двое с обрезами, получившими у сицилийской мафии название «люпара» — самое распространенное оружие классической вендетты.

В толпе вскрикнула женщина, и Том услышал за спиной шарканье ног бросившихся врассыпную прохожих.

— А ну залазьте! — приказал один из боевиков.