Затворник с Примроуз-лейн - Джеймс Реннер

Когда Дэвид познакомился с будущей женой – то есть познакомился по-настоящему, потому что за предыдущие пять недель, сидя в одной аудитории, они не сказали друг другу ни слова, и она на него ни разу даже не взглянула, – он ей совершенно не понравился.

Это произошло в Кентском университете, в подвальном помещении музыкального факультета, в классе, где пахло мелом и мокрыми тряпками. Курс назывался то ли «Музыковедение», то ли «Музыка в мировой художественной культуре», то ли еще както – они оба уже забыли. Зато хорошо помнили, что Элизабет тогда его прямо-таки возненавидела. Со страшной силой.

– Ну? – спросил профессор.

Они слушали диск с записью «Гимна простому человеку» Копленда, дребезжащей из динамиков учебного проигрывателя. Все сосредоточенно молчали, стараясь не встретиться с профессором взглядом – а то еще заставит отвечать.

– Ваши ощущения? – спросил профессор. – Какие чувства пробуждает в вас эта музыка?

На последнем ряду поднял руку загорелый юноша в футболке без рукавов. Профессор кивнул.

– Мне говядины захотелось.

Дружный одобрительный смех.

– Все верно, эта музыка звучала в рекламе говядины, – сказал профессор. – Кто еще хочет высказаться?

Оттуда, где сидел Дэвид (а сидел он у самой двери), ему было видно, как нахмурилась Элизабет, по-детски и вместе с тем женственно выпятив нижнюю губу. Ждет, чтобы ее вызвали. С первого дня занятий Дэвид наблюдал за ней из своего безопасного угла, надеясь поймать ее взгляд – и улыбнуться ей. Но она никогда не поворачивалась в его сторону. Дэвид до мельчайших подробностей изучил ее профиль – чуть вздернутый нос, круглые уши с маленькими мочками и водопад ярко-рыжих, как тлеющие угольки, волос. Она была, как пели когда-то Eagles, «смертельно прелестна». Со временем он изучил очаровательные странности ее характера. Элизабет жаждала – неосознанно, как он предполагал, – всеобщего восхищения и одобрения. Она сдавала контрольные на десять минут раньше остальных. Когда подошла ее очередь делать доклад об одном из великих композиторов, она выбрала Джона Кейджа. На презентации буквально набросилась на какого-то болвана за то, что он клевал носом во время ее выступления, и даже щелкнула его по уху, причем сильно. Однако удивительным образом ей все сходило с рук. Однажды Дэвид, прикинувшись, что роется в рюкзаке, задержался в коридоре, чтобы якобы случайно встретиться с ней. Она появилась не одна – парень, которому она съездила по уху, приглашал ее в кино. «Забудь!» – бросила она в ответ. Дэвид не мог сдержать глупой улыбки до ушей, когда она просвистела по коридору, даже не оглянувшись на несчастного придурка, который стоял как пыльным мешком ударенный. Ночами Дэвид, не в силах заснуть, часто раздумывал: что в ней такого, что его так тянет к ней? Кроме Элизабет он знал лишь одну женщину, которая могла быть такой жестокой и милой одновременно, – свою мать. Почему же Элизабет никого к себе не подпускает? Эта загадка не давала ему покоя. В глубине души он подозревал, что поиски ответа увлекают его сильнее, чем сама Элизабет, – и ему хватало ума понять, что есть в этом что-то не совсем здоровое.

– Мисс О’Доннелл?

– Это ложь, – сказала она.

– Не понял, – опешил профессор.

Элизабет махнула рукой в сторону проигрывателя с таким видом, словно там кошка нагадила.

– Это пропаганда, – заявила она. – Как религия. Предполагается, что эта вещь должна вызывать в простом рабочем человеке страстное желание служить своей стране, например, пойти во флот или в морскую пехоту, или просто вкалывать сверхурочно в «Тако Белл». Это музыка об иллюзорной американской мечте.

Дэвид смотрел, как гневно вздымается ее грудь, как пылает лицо… и внезапно сделал два неприятных открытия. Во-первых, эта девушка – ненормальная. Во-вторых – он, похоже, тоже ненормальный, потому что по какой-то неведомой причине его к ней влечет, и он ничего не может с этим поделать.

– Американская мечта – миф, – продолжала Элизабет. – Горстка тех, кто наверху, внушают всем нам, которые на дне, что мы можем подняться, если будем усердно трудиться. Но это не так. Это наша версия Вагнера. Эта музыка – опасная подтасовка.

– Американская мечта – не миф.

Только когда все, включая Элизабет, повернулись к нему, Дэвид понял, что говорит вслух. Он побагровел. «Вот блин, – отрешенно подумал он. – С пятого класса такого не случалось».

Элизабет скорчила гримасу.

– Вырастешь – поумнеешь, – сказала она, – особенно после того, как папуля перестанет платить за твое обучение.

– Очко! – воскликнул толстяк слева от нее.

– Мои родители за меня ни гроша не платят, – сказал Дэвид. – Но я на тебя обижаться не буду, потому что мне кажется, ты это просто так брякнула, без задней мысли, а на самом деле ты не такая уж стерва.

– Как ты меня назвал?

– О’кей, о’кей. – Профессор замахал руками, приглашая стороны к примирению. – Давайте, знаете ли, найдем…

– Американская мечта – не миф, – повторил Дэвид. – Для меня не миф. И, думаю, для многих в этой комнате. Если упорно трудиться, обязательно оставишь свой след в мире.

– И как ты это сделаешь? – спросила Элизабет.

– Не знаю. Есть миллион способов добиться того, чего хочешь.

– А что, если тебя собьет машина, или… Или ты поскользнешься в ванной, упадешь и сломаешь шею, или заболеешь раком? Есть миллион случайностей, которые могут тебе помешать.