Год Людоеда. Время стрелять - Петр Кожевников

— Да я сам, это самое, всяких тварей сколько лет травил! В одной конторе работал, так там таких чудес насмотрелся, что, веришь, это самое, хоть бери и кино снимай! Ну! На одну хату, дело прошлое, приехали, а там, это самое, как его, ну один из жильцов, старик уже совсем, типа того, что по возрасту дуба врезал. Соседка-то, которая нас вызывала, сама, считай, одной ногой уже в гробу, вот она нам и командует: «Вы, мол, это самое, пока тут все, как положено, протравите, а его скоро увезут — я уже бригаду вызвала». — «А сколько он тут, мамаша, это самое, прикидочно лежит?» — я ее спрашиваю. — «Да второй день уже вроде пошел, — она мне отвечает, — а что?» — «Да как бы, наподобие того, что шмонит от него уже довольно-таки неслабо, он чем, по жизни, болел-то?» — «А всем, это самое, болел, — значит, отвечает, — чем обычно старики да пьяницы болеют!» — Филипп улыбнулся, раздвинув свои несоразмерно крупные, словно болезненно опухшие, губы.

Эта часть лица Мультипанова неизменно привлекала к себе внимание окружающих из-за своих впечатляющих габаритов. Сейчас его губы пылали, словно обладали внутренней подсветкой, что также являлось особенным свойством лица младшего санитара. Вообще его губы, которые часто обсуждали в больнице, выглядели так, будто их приставили к лицу Филиппа от какого-то иного, очевидно принадлежащего очень рослому человеку. Лицо Мультипанова, по мнению коллег, напоминало девичье: мягкие скулы, ясные голубые глаза, румяные щеки. Корнею запомнилась шутка Еремея Уздечкина, когда тот, в первый раз увидев Филиппа, сравнил его с «отсасывающей головой», то есть тем изделием, которое можно было встретить в секс-шопе.

— А я потом уже, это самое, от людей услышал, что больные, особенно если раковые, да еще когда у них ливер гниет, — так от них еще при жизни смердит, как из сральника. Веришь ты, прямо слюна от тошноты набегает!

Сегодня Мультипанов сменял Ремнева в морге. Коллеги, как обычно, если не случалось никаких экстренных дел, расположились в прозекторской для завтрака.

— А ты, Филя, кстати сказать, знаешь, как жмурика от его вони радикально избавить? — Корней продолжал намазывать шпротным паштетом толсто нарезанные куски батона, разложенные на несвежей газете. — Тебя этой грамоте покамест еще нигде не учили?

— Не-а! — с паузой моргнул своими иногда чрезвычайно жалобными и тоскующими глазами Мультипанов, одновременно помешивая двумя алюминиевыми чайными ложками в дымящихся стаканах в розовых пластмассовых подстаканниках, стоявших, как и вся трапеза мужчин, на поверхности жестяной тележки, предназначенной для перевозки покойников. — Я ж тебе говорил: давай курсы откроем! А что для этого надо? Блин! Да ты, Корней Иваныч, с этой подсветкой сам, это самое, на мертвяка дюже смахиваешь!

— Да и ты, малой, сейчас не приглядней кажешься! Так ты слушай мой рецепт дальше! Значит, для того, чтобы не задохнуться, надо ему брюхо резектором одномоментно вспороть — оттуда сразу фонтан вони ударит, — а ты к этому фонтану зажигалочку подносишь и так это — чирк! Тут вся вонь и прогорит! — Ремнев огляделся вокруг, словно оценивая реакцию аудитории, которая, впрочем, кроме Филиппа была представлена лишь мужским трупом, рассеченным Корнеем во время ночного дежурства и ожидавшим в прозекторской дальнейшего вмешательства патологоанатома. — У нас, промежду прочим, был такой случай, когда я еще развозным числился.

— А это еще кто такой? — Филипп зевнул, звякнул ложками и запустил руки в свои пепельно-рыжие волосы. — Только на работу пришел, а уже в сон тянет! Погода такая…

— Да ты на погоду зазря не греши, меньше дрочить по ночам надо! Развозные — это, считай, такие же моргачи, как и мы, но только в их задачу входит забрать жмурика с адреса, а позже в городской морг отвезти, — Корней указал напарнику на изготовленные им бутерброды, а сам потянулся к запотевшему стакану. — Ну так вот, паря, приехали мы как-то одну бабулечку преставившуюся забирать. А там на квартиру уже менты подлетели, но все чего-то на улице обретаются. Что ж такое? «Не могем, — лыбятся, — все тут уже как один переблевались». — «А что такое?» — «Да вы зайдите, мужики, все сразу там на месте и поймете». Мы по лестнице подымаемся, а там второй этаж был, — да, чувствуем, изрядный запашок по факту присутствует! В фатеру заплываем, уже характерная горечь во рту скапливается, значит, есть недалече наш клиентик! А по квартире мухи летают — во-первых, жужжат, как самолеты, во-вторых, все, что видишь, оно как-то в крапинку получается, представляешь, такие разные кружева да узоры перед глазами, как занавеска на ветру, режутся?