Золото крестоносцев - Дэвид Гиббинс

Выслушав Джека, Костас сочувственно взглянул на Марию, затем подошел и, сказав ей несколько слов, протянул небольшой, но увесистый сверток, который она тут же спрятала в карман куртки.

Неожиданно в помещение вбежал Джереми и взволнованно сообщил:

— Рекснис освободился! Он взял в заложники местного мальчика. Грозится убить его.

— Как ему удалось?

— Ему помог мексиканец, один из приехавших детективов. Он развязал Рекснису руки и исчез вместе с ним.

Оказалось, что Рекснису все же бежать не дали. Послышались крики, гвалт, и в помещение вошел Петер Рекснис, толкая перед собой мальчика лет пяти с накинутой на шею удавкой. За ними, громко крича и бурно жестикулируя, показались родители мальчугана.

— Я сверну ему шею в два счета, — прошипел Рекснис и щелкнул пальцами. Оглядевшись по сторонам, он спросил: — Где мой сын?

— Пошел поплавать.

Видно, не уяснив себе то, что ему сказал Костас, Рекснис развернул к себе мальчика и спросил:

— Cymo te llamas?[16]

Мальчик трясся от страх и ничего не ответил. Рекснис резким движением приподнял мальчика и, глядя ему в лицо, повторил вопрос:

— Cymo te llamas?

— Даниель, — сквозь слезы ответил он.

— Даниель? — Рекснис опустил его на пол. — Странное имя для майя. Скорее, еврейское. Я знавал Даниелей, Менахемов, Доронов. Все они были евреями. Помню, вместе с ними были Сары, Розы, Рахили. Правда, мое знакомство с ними продолжалось недолго. — Рекснис глумливо расхохотался, а потом с опаской перевел взгляд на Марию, которая, отделившись от Джека с Костасом, стала неожиданно приближаться к нему.

Но вот Мария остановилась, и Рекснис окаменел: в ее руке блеснул «люгер». Взяв Рексниса на прицел, Мария сухо произнесла:

— Твое знакомство, убийца, с людьми, о которых ты говорил, заканчивалось выстрелами из этого пистолета. Я собираюсь прервать знакомство с тобой точно таким же способом.

Немного придя в себя, Рекснис, усмехнувшись, проговорил:

— Ты не умеешь пользоваться оружием.

— Умею. — Мария сняла «люгер» с предохранителя.

— Пистолет не заряжен.

— Заряжен, — уверил Джек. — Мы вытащили у вас из кармана коробку с патронами. Посмотрите, она наполовину пуста.

— Убери пистолет, или я задушу ребенка.

— Тебе к убийству не привыкать, — сказала Мария. — Ты пошел по стопам своего отца. Послушай! Я запомнила наизусть этот текст: «Оперативное донесение № 129а. Айнзацгруппа. D. Местонахождение: Николаев, Украина. Дополнение к оперативному донесению № 129 касательно действий айнзацкоманды против евреев и партизан. Штурмбанфюрер СС Андрис Рекснис лично уничтожил 341 еврея. Общее число истребленных евреев, по уточненным данным за последние две недели, — 32 109 человек».

Наступила гнетущая тишина. Мария не сводила с Рексниса пистолета. Он смотрел на нее со злобой и лютой ненавистью.

Сделав паузу, Мария продолжила:

— Четырнадцатого мая 1943 года. Прекрасное весеннее утро. Кругом цветы, весело ноют птицы. У вырытого рва молодая семья: отец, беременная мать и четверо малолетних детей. Ты помнишь? Твой отец Андрис Рекснис дал тебе пистолет, чтобы ты поупражнялся в стрельбе, расстреливая детей.

— Такого не может быть. — Рекснис обвел глазами присутствующих, словно ища поддержки. — Эта женщина сумасшедшая. Сама не знает, что говорит.

— Но это был твой первый опыт, и одну девочку ты не убил, хотя она и упала в ров вместе с другими. — По щекам Марии потекли слезы, но голос ее не дрогнул. — Спустя какое-то время эта девочка сумела выбраться изо рва, и ее подобрал солдат вермахта, сжалившийся над ней. Он и его товарищи, осуждавшие эсэсовцев за их зверства, оставили девочку у себя, стали о ней заботиться, и вместе с ними при отступлении она дошла до Берлина. В Берлине эти немцы погибли, и девочку подобрал английский солдат. Когда девочка выросла, она вышла замуж за испанского дипломата. Прошлой весной я съездила с ней в Николаев, и мы побывали в том месте, где погибла ее семья. Эта девочка — моя мать.

— Чепуха! — вскричал Рекснис, водя глазами из стороны в сторону. — Ей нельзя верить. Она еврейка.

Снова наступила полная тишина. Все смотрели на Рексниса. Теперь с его лица катил пот, а тело сотрясала крупная дрожь. Неожиданно он с силой оттолкнул, казалось, окаменевшего мальчика, и постарался взять себя в руки. Отведя назад взмокшие волосы, он примирительно произнес:

— Пора заканчивать представление. Мальчика я отпустил. Никаких обвинений мне местная полиция не предъявит. Пора расходиться. Где мой сын?

— На пути в ад, — сказал Костас.

— Где мой сын? — дрогнувшим голосом повторил Петер Рекснис, словно надеясь, что слова Костаса опровергнут.

Ответом послужило гробовое молчание.

Рекснис снова затрясся, как в лихорадке, водя по сторонам бессмысленным, мутным взором.

Тишину нарушил холодный голос Марии, не спускавшей с Рексниса пистолета:

— Лицом к стене! На колени!

Рекснис не реагировал. Казалось, он потерял рассудок.

— Я сказала: лицом к стене! На колени!

Рекснис с ужасом взглянул на Марию и упал на колени. Руки его дрожали, глаза, казалось, остекленели.

— Нет! — вскричал он. — Прошу вас, пощадите меня!

— Я еврейка, — размеренно проговорила Мария.

Раздался выстрел. Рекснис упал с простреленной головой, и кровь его, брызнув, смешалась с кровью на фреске, оросив жуткую сцену массовой казни людей, приносившихся в жертву богам тольтеков. Рекснис дернулся и внезапно пополз к Марии. Она в ужасе отшатнулась и выронила оружие. Пистолет с грохотом упал на пол, который неожиданно зашатался. Мария застыла, словно парализованная. Но тут пол заходил ходуном, стена с росписью треснула, а из колодца донесся глухой грозный гул. Землетрясение, сообразил Джек, вспомнив, что в Чичен-Ице недавно наблюдалось такое же разрушительное явление. Он подбежал к Марии и, схватив ее за руку, потащил к выходу, краем глаза увидев, как из колодца хлынул поток воды. Когда Джек, Мария и Костас отбежали от храма на безопасное расстояние, раздался оглушительный грохот, и постройка, увлекаемая мощным водоворотом, провалилась под землю.

Наступила полная тишина. Дождь прекратился. В разрыве облаков показалось солнце. Запели птицы. Жара после дождя сменилась прохладой, и Джек вздохнул полной грудью. Но тут он вспомнил печальный рассказ Марии, вспомнил О'Коннора…