Человек, который хотел понять все - Евгений Семенович Бенилов

и боль, и болезни здесь есть, – а значит, и смерть должна быть, – Таня на мгновение задумалась. – Вот только, что делается с душой умершего, не знаю. Может, после этого загробного мира еще один будет… или полное забвение?

На стене громко тикали массивные бронзовые часы.

– Сколько дневных живет в Общежитии?

– Я их не видела ни разу. Судя по количеству жилых комнат – человек двадцать.

– Как так не видели? – удивился Франц. – Должны же вы с ними хоть иногда встречаться?

– Должна, – Таня ела, аккуратно отрезая маленькие кусочки гусятины. – Но не встречаюсь.

– Тогда откуда вы знаете, что они существуют?

– Я их чувствую… – она запнулась, не зная, как объяснить. – И посуду на кухне они с места на место переставляют.

– А что люди здесь вообще делают? Как проводят время?

– Работают большей частью. А подследственные в активной фазе ходят к адвокату и следователю. Попеременно.

– А в выходные, праздники?

– Праздников здесь не бывает. В выходные можно пойти в кино, в театр… или за город поехать. Здесь природа очень красивая и разнообразная: на восток от Города – море, на запад – горы, потом лес… Я вас когда-нибудь в горы свожу, – Таня улыбнулась, – очень люблю туда ездить.

– Подождите, – остановил ее Франц, – мы с вами находимся на Земле?

– Да, – Таня кивнула головой. – Но не на той, что раньше… на какой-то другой.

– Что находится за лесом и морем?

– Не знаю.

– Как так не знаете?

– Так: добраться туда невозможно, а спросить не у кого – никто не знает.

– А что на севере и юге?

– На север и юг Город бесконечен.

Франц с недоумением покачал головой.

– И давно вы здесь?

– Почти год. Следствие против меня приостановили через неделю после прибытия. С тех пор работаю.

– Где?

– В архитектурном отделе Магистратуры на полставки. А на вторые пол – рисую, – она махнула в сторону картин, висевших на стене. – В последнее время стали хорошо покупать.

– А что вы в архитектурном отделе делаете, если не секрет?

– Черчу, – Таня отпила глоток вина. – Они мне оставляют словесные описания и черновики с размерами, а я им начисто вычерчиваю, отмываю и расцвечиваю… Зайца один раз пририсовала. – неожиданно добавила она.

– Какого зайца? – заинтересовался Франц.

– Дали мне дом чертить, нудный, как спичечная коробка, так я на генеральном плане, в углу зайца пририсовала – как он на задних лапках сидит, а передними умывается.

– И что?

– Ничего, сошло. Видно, не заметили.

– Кто «не заметили»? – Францу показалось, что он наконец задал правильный вопрос. – Кто у вас начальник?

– Не знаю, я во всем отделе единственная ночная служащая, – и, видя, что он не понимает, Таня объяснила: – Каждый понедельник я нахожу на своем рабочем столе конверт с заданием на неделю, а сделанную работу по пятницам отношу в кабинет 825 и кладу на стол, – она помолчала, и с выражением безнадежности в голосе добавила: – Уж не знаю, что они потом с моими чертежами делают.

– Н-да… – растерянно протянул Франц. – А как вы эту работу нашли?

– По объявлению в газете.

– Здесь и газеты есть? – удивился он.

– Газета, – поправила Таня. – Называется «Ежевечерний Листок Первого Яруса», я вам потом покажу… Гуся добавки хотите?

– Спасибо, – рассеянно ответил Франц, подставляя тарелку. – Ну, ладно, с работой более или менее понятно… то есть понятно, что ничего не понятно. А как вы продаете свои картины?

– Частно. Через маленькую частную галерею в центре Города.

– Кто хозяин?

– Старый француз, очень смешной… производит впечатление полного безумца.

– А покупатели тоже безумцы?

– Скорее всего, – и, видя, что Франц хочет задать очередной вопрос, Таня добавила: – Вы тут напрасно… как бы это сказать… человеческий смысл ищете – его здесь нет. А тот, который есть, человеку не понять, его только принять можно. И чем раньше вы примете, что окружающие для вас все равно что сумасшедшие, тем лучше будет… на этом, как ни странно, тоже отношения строить можно.

– А вы тоже сумасшедшая?

Таня рассмеялась.

– Я другое дело… – она замялась, почему-то не решаясь говорить. – Я, видимо, ваш «партнер», – произнесла она наконец и, по-детски покраснев, стала сбивчиво объяснять: – У меня есть теория, что здешние люди кажутся друг дружке безумцами не потому, что действительно безумны, а потому, что живут как бы в перпендикулярных плоскостях и оттого не понимают друг друга… Да что там говорить, ведь и живые люди часто друг друга не понимают, а здесь все это до последней крайности доведено. А чтобы человек на самом деле от одиночества не рехнулся, они сводят… уж не знаю, как лучше сказать… – она смутилась окончательно, – близких по типу людей вместе. То есть это я так думаю…

– Хорошо, – согласился Франц. – Допустим, все официальные лица живут, как вы выражаетесь, в «перпендикулярных плоскостях». Но остальные-то люди, люди на улице, они тоже перпендикулярные? Что будет, если я заговорю с кем-нибудь в метро?

– Я пробовала, – усмехнулась Таня.

– И что?

– Вспоминать не хочется, – по ее лицу пробежал отблеск старой обиды.

– Значит, по-вашему, вы и я всем остальным тоже кажемся безумцами?

– Думаю, да.

Нескольких секунд Франц обдумывал полученную информацию, потом задал следующий вопрос:

– Вот вы уже год здесь и все время без «партнера» – как это укладывается в вашу теорию?

– Не весь год без партнера, – она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. – Можно я потом вам об этом расскажу?

Вопросы в этом направлении явно следовало прекратить.

– Да, конечно, извините, – торопливо согласился Франц. – А адвокат у вас, видно, хороший был, раз следствие так быстро приостановили?

– Адвокат у меня был тот же, что у вас, – ответила Таня. – Он всех ночных в нашем Общежитии обслуживает. Никакой помощи от него я не получила, конечно.

– А следователь тоже на всех ночных один?

– Один.

Таня отпила