Сумеречные тени. Книга II - Леопольд Ельный

Молча подойдя к ней, я сел в снег, рядом. Белая масса заколола тысячами иголочек, но, мне было всё равно.

Не знаю, сколько времени прошло в молчании, но вдруг тишину нарушили далёкие, но всё приближающиеся шаги. Пару минут спустя на краю поляны показался мощный оборотень. Высокий. Наверное, выше меня на голову и такой же широкий в плечах.

Он тяжело подошёл ближе и скупо поздоровался.

Я знал, что он был одним из самых первых учеников Берты. На его лице залегла мелкая паутинка морщин, хотя в целом ему едва ли можно было дать больше сорока.

-Наставник оставила мне пожелания, - Следж достал из внутреннего кармана своего мехового плаща свиток.

-Она... она пожелала чтобы мы похоронили её вблизи Северного водопада.

У меня дико заныло сердце. Мы так часто бывали там все вместе. Отмечая чей-то успех или проводя только для нас важные даты.

-Нам всем тяжело, - Чуди оттолкнулась от стены, приближаясь к мощному оборотню, - но, нас избрали Провожающими. Значит, мы должны быть сильными.

-И позаботиться о тех, кто младше, как учила Берта.

На моё плечо легла его тяжёлая рука. Мне с трудом удалось разжать пальцы, которыми я с силой смял плащ на своей груди.

-Ты прав.

Самым тяжёлым было вернуться в её... в наш дом. Там ждали трое — ученики, которые только несколько недель назад завершили своё обучение. Они выглядели... потерянными. Две девушки и парень. Они сидели кругом в гостиной и не сразу заметили наше появление.

-Где она? - похоже Следж всё-таки намного сильнее и меня, и Чуди.

Нам не ответили. Мы поняли всё по застывшим в направлении её комнаты взглядам.

Мне было страшно подниматься наверх. Я боялся, что потеряю самообладание. Что горе раздавит меня. Я остановился в нескольких шагах от двери её спальни.

Чуди бросила на меня вопросительный взгляд.

-Не могу. Не сейчас.

-Тогда вот список всех, кто появится на похороны. Встреть их. Раздай указания по поводу Последней песни.

В моих руках оказался не такой уж большой, всего имён на двадцать, список.

Следующие сутки прошли словно тёмный калейдоскоп. Ученики Берты приезжали кто парами, кто поодиночке. Кто-то не мог и двух слов связать о постигшем нас горе, кто-то не мог осознать, были и те, чей взгляд был не живее бутылочного стекла.

Но мне как-то удавалось направлять их, занимать делом, готовить всё необходимое.

И вот наступила следующая ночь. По обе стороны от дороги, по которой должны были пронести моего Наставника стояли тринадцать оборотней и один вульфрикс. Четверо несли её носилки к глубокой могиле. По лицам нелюдей струились слёзы. Когда четверо, что несли Наставника, приблизились к нам, все тринадцать оборотней и один вульфрикс приняли вид зверей. Провожать последней песнью могли только волки и подобные им. На противоположно стороне дороги я заметил знакомого большого бело-чёрного пса.

Её пронесли между нами в полной тишине. И лишь когда её опустили вниз, морозный ночной воздух пронзил вой. Словно одно животное выло несколькими голосами. В этом вое была вся печаль, которую только можно вложить в звук, вся горечь и боль потери. Всё сожаление о безвозмездно ушедшем. О той, что была хрупка, словно узоры дыма в вечернем воздухе и столь же сильна, как буря. О ней и своей тоске пели мы, чувствуя как разрывается сердце.

Не знаю, сколько простоял, смотря на невысокий холмик земли и большой гладкий валун песочного цвета. Не знаю, сколько прошло времени и когда, наконец, последний из прощавшихся с ней, ушёл.

Только вдруг вокруг не оказалось никого.

Я вышел из под сени деревьев и сел рядом с валуном. Её любимый. Она весьма забавно запрещала нам оккупировать этот гладкий, нагретый солнечными лучами камень, в вечерние часы, когда мы приходили к водопаду. Сгоняла нас, грозясь... ох, чего только она не грозилась сделать с нами, а мы всё равно усаживались на него, дразня её...

Усмешка скривила мои губы. Из груди поднялся тихий смешок, что постепенно усиливался, рос и рос, пока я не понял, что не могу остановиться.

Я смеялся как сумасшедший, вцепившись ногтями в промозглую землю. Смеялся.

-Она знала, что так будет.

Из под тени деревьев вышла невысокая, аккуратная фигура, закутанная в чёрный плащ. Только теперь на ней не было шляпы, и белые, словно лежащий вокруг снег, волосы развевались на ветру. А голубые и холодные глаза смотрели прямо на меня.

Мой смех внезапно, даже для меня, оборвался.

-Берта попросила меня передать тебе это. Если я застану тебя таким.

-А я ведь... Я ведь даже толком не попрощался с ней.

И тут я понял, что больше не могу. Не могу сдерживаться.

Мой вой огласил окружающий лес, с вершин деревьев сорвались птицы, поднимаясь вверх, пока я выпускал своё горе.

И всё же, постепенно, мне стало хватать воздуха. Судороги перестали сжимать горло, а тень перед глазами стала менее плотной. И тогда я увидел небольшой конверт, скреплённый сургучной печатью, что лежал рядом со мной, на снегу.

Протянув дрожащую руку, я сгрёб его и неровно разорвал, доставая небольшую записку. Такой знакомый почерк...

«Сирис, если ты читаешь это, значит, я не ошиблась. Ты всё так же чересчур сильно привязываешься. Парадоксально. Один из самых моих сильных учеников нуждается в самой долгой опеке. Сирис, я понимаю, что, скорее всего, вы уже похоронили меня, ты всегда сначала выполнял необходимое и только после этого позволял себе сдаться.

Бррр, жутковато писать такое, между прочим! Короче, Сирис, бери себя в руки. Мы оба знали, что я умру в итоге. И поверь, я прожила довольно неплохую жизнь для нелюдя! Ты только вспомни, сколько моих учеников пришло проститься со мной! Да её и один из самых могущественных магов королевства убивается на моей могиле! Честное слово, я почти польщена.»

Вопреки грызущему чувству внутри, я усмехнулся её словам и, утерев глаза, продолжил чтение.

«Сирис. Я понимаю, что по щелчку никто не перестанет горевать, и не могу предположить, как долго это продлится у тебя. В конце концов, хоть ты это и пытаешься отрицать — ты самый нежный и добрый из моих учеников. Ты тяжелее остальных переживаешь горе, взваливаешь на