Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

Андерсон успел лишь бегло взглянуть на следующее письмо за подписью предводителя протестантской партии Расмуса Нильсена (рукописный отдел уже закрывался), однако ухватил его общий смысл, сводившийся к тому, что нынешним христианам римские епископы не указ и что епископский суд более не может и не должен служить надлежащей и компетентной инстанцией для разбирательства столь серьезного, столь тяжкого преступления.

Архив Андерсон покинул в сопровождении пожилого господина – директора этого достойного учреждения; по дороге они разговорились, и речь естественным образом зашла об упомянутых мной бумагах.

Герр Скавениус, главный архивариус Виборга, в общем и целом прекрасно осведомленный о вверенных его заботам документах, не был специалистом по периоду Реформации. Он с живейшим интересом выслушал рассказ Андерсона о его находках, заранее предвкушая удовольствие от грядущей научной публикации.

– Пресловутый дом епископа Фриса, – кстати заметил он, – большая загадка для меня. Ума не приложу, где он стоял. Я тщательно изучил топографию старого Виборга, но, на беду, в реестре епископских владений от тысяча пятьсот шестидесятого года, который сохранился в нашем архиве почти полностью, именно раздела с перечнем его городского имущества и недостает. Ну да ладно. Может быть, удача мне еще улыбнется.

Немного «размяв ноги» (я теперь уже не припомню где и как), Андерсон вернулся в гостиницу «Золотой лев» – поужинать, разложить пасьянс и лечь спать. По пути в свою комнату он вдруг сообразил, что так и не поговорил с хозяином про отсутствующий на доске номер 13 и что, прежде чем поднимать эту тему, неплохо было бы еще раз убедиться в наличии тринадцатого номера.

Исполнить задуманное было проще простого. Вот дверь, а вот и номер, все очевидно; больше того, внутри, за дверью, определенно что-то происходило: подойдя ближе, Андерсон услышал шаги и голоса – или голос. Правда, когда он на несколько секунд застыл на месте удостовериться в номере комнаты, шаги внутри замерли, явно у самой двери, и он невольно вздрогнул, услышав частое, с присвистом дыхание, – так дышит человек, пребывающий в крайнем возбуждении. Андерсон проследовал к себе в комнату и вновь изумился, насколько меньше она кажется теперь, чем тогда, когда он остановил на ней свой выбор. Он даже испытал легкий укол разочарования. Но в конце концов, успокоил он себя, номер всегда можно поменять. И тут ему понадобилось достать какую-то мелочь (носовой платок, если не ошибаюсь) из дорожного саквояжа, который растяпа-носильщик поставил в самом неудобном месте – на шаткий трехногий табурет у стены в противоположном от кровати углу. Поразительная вещь – саквояжа нигде не было. Не в меру расторопная прислуга куда-то его убрала; значит, все содержимое переложено в шкаф. Нет, и там ничего, хоть лопни с досады. Мысль о краже он тотчас же отмел. Такие случаи в Дании исключительно редки, дело скорее в недомыслии (это здесь как раз не редкость), надо будет поставить горничной на вид. Понадобившаяся ему вещица была не так уж важна для его комфортного существования, чтобы не подождать с этим до утра, поэтому он счел за лучшее не звонить и не беспокоить прислугу. Он подошел к окну – крайнему правому окну – и выглянул наружу, на притихшую улицу. Напротив высилось здание с большими участками голой, без окон, стены; ни одного прохожего, ночь, темень, почти ничего нельзя было различить.

Лампа в комнате горела у него за спиной, и на стене дома напротив он видел собственную тень. И тень бородатого господина из номера 11, слева по коридору. Бородач раз-другой прошел по комнате в рубашке без сюртука, расчесал волосы, потом снова ненадолго возник – теперь в ночной сорочке. И еще тень постояльца в номере 13, справа от Андерсона. Так-так, это уже кое-что поинтереснее, подумал мой кузен. Номер 13, как и он сам, облокотившись на подоконник, смотрел из окна на улицу. Похоже, это был высокий худой мужчина – или, может статься, женщина? Андерсон видел только голову, обмотанную материей, вероятно, взамен ночного колпака; и лампа у него или у нее была, судя по всему, с красным абажуром и непрерывно мерцала. На голой стене напротив красноватый отсвет то вспыхивал, то пропадал какими-то нервными вспышками. Андерсон немного высунулся из окна в надежде получше рассмотреть соседа, но углядел на подоконнике только ворох легкой, скорее всего, белой ткани, и больше ничего.

Вдалеке на улице послышались шаги, они быстро приближались, и номер 13, словно очнувшись и устыдившись своего непрезентабельного вида, молниеносно отпрянул от окна внутрь, и красный свет потух. Андерсон докурил сигарету, положил окурок на подоконник и лег в постель.

Его разбудила горничная, которая принесла ему горячую воду и прочее для утреннего туалета. Он приподнялся на кровати и, составив в уме нужную датскую фразу, произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Вы не должны трогать мой саквояж. Где он?

Как нередко бывает, горничная только рассмеялась и, не дав вразумительного ответа, вышла за дверь.

От возмущения Андерсон сел в постели с намерением окликнуть ее, да так и замер, неподвижно глядя перед собой. Его саквояж как ни в чем не бывало стоял на своей треноге ровнехонько там, где его в первый день оставил носильщик. Для человека, который гордится своей наблюдательностью, это был чувствительный удар. Каким образом он ухитрился не заметить саквояж накануне вечером, он просто отказывался понимать; так или иначе, пропажа нашлась.

Дневной свет не только возвратил из небытия саквояж, он вернул комнате в три окна ее истинные пропорции, и жилец с удовлетворением отметил, что в своем выборе все-таки не ошибся. Почти одевшись, он подошел к среднему из трех окон посмотреть, какая погода. И тут его постиг еще один удар. Определенно, прошлым вечером что-то стряслось с его наблюдательностью. Он готов был поклясться десять раз кряду, что перед сном курил у крайнего правого окна, и вот теперь он собственными глазами видел окурок сигареты на подоконнике среднего.

Пора было идти на завтрак. Он запаздывал, однако номер 13 припозднился и того больше: его башмаки все еще стояли за дверью, мужские башмаки. Значит, номер 13 – мужчина. И только сейчас Андерсон краем глаза заметил табличку над дверью: «14». Должно быть, он по рассеянности миновал дверь номера 13. Три глупейшие ошибки за двенадцать часов – это чересчур для методичного, ясно мыслящего человека. И он повернул назад проверить себя. Сразу за номером 14 оказался номер 12, его собственный. Номера 13 не было вовсе.

Перебрав в уме одно за другим все, что