Когда Хелен придёт - Мэри Даунинг Хаан

Ознакомительный фрагментОна ведёт себя так, будто ей два года, а не семь. И она злюка, она ругается и врёт, делая всё возможное, чтобы поссорить нас с Дейвом. Почему все они всегда на её стороне – даже мама?

– Ты же знаешь, как Дейв говорит. – Майкл скорчил строгое лицо, передразнивая Дейва, его голос стал глубоким и важным: – «Хизер – очень впечатлительный и ранимый ребёнок. И она пережила большое горе. Вы с Молли должны быть добры с ней».

Я застонала:

– И сколько ещё нам её жалеть и проявлять терпение? Я понимаю, что это должно быть ужасно – видеть, как твоя мать гибнет в огне, и быть не в состоянии ничего сделать. Потому что ты совсем малышка, но ей тогда было всего три года. Ей пора бы уже как-то справиться с этим.

Майкл кивнул:

– Готов спорить, что, если бы Дейв отвёл её к психологу, ей бы давно полегчало. У моего приятеля Мартина младший брат ездил к какому-то мозгоправу в Тоусон, и ему это очень на пользу пошло. Он играет в куклы, рисует картины и лепит всякие штуки из глины.

– Ты же знаешь, что Дейв думает о психологах, – вздохнула я, – я слышала, как он говорил маме, что они только зря голову людям морочат.

Майкл встал и включил в телевизоре Спиди-гонщика. Поглядывая одним глазом на экран, он вновь погрузился в свою математику, а я осталась сидеть и рисовать кошек. Дописывать стих не хотелось совсем.

Через некоторое время я окликнула Майкла:

– Помнишь то кино по телику, про маленькую девочку, творившую всякие ужасы со своими врагами?

– «Дурная кровь»?[2]

– Ага, оно самое. Ну, в общем, мне иногда кажется, что Хизер похожа на эту девочку, Роду. Может, она нарочно сожгла свою маму – как Рода подожгла уборщика?

Майкл ошалело уставился на меня поверх очков.

– Ты, Молли, свихнулась. Ни один трёхлетний ребёнок на такое не способен. – Тон у него был такой, словно он академик, объясняющий что-то младенцу, а не десятилетний мальчик, говорящий с двенадцатилетней сестрой.

Понимая, как смешно должны были звучать мои слова, я сама рассмеялась, сказав:

– Я же пошутила.

Но это было не так. Было в Хизер что-то, от чего я чувствовала себя неуютно. Как бы я ни старалась, у меня не получалось вызвать у себя хотя бы тень симпатии к ней – не то что полюбить, как всё время требовала от нас мама. Я не могла даже жалеть её или сочувствовать ей и не ощущала ничего, кроме неприязни.

Честное слово, я старалась. Когда Хизер только переехала к нам, я делала всё, что могла, чтобы стать ей хорошей старшей сестрой, но она ясно дала понять, что не желает иметь со мной ничего общего. Когда я пыталась расчесать ей волосы, она вырывалась и жаловалась маме, что я делаю ей больно. Когда предлагала почитать ей, она зевала после одной-двух первых фраз и говорила, что этот рассказ скучный или дурацкий. Однажды я совершила ошибку, позволив ей поиграть со своими старыми барби – теми, которые я хотела сохранить для собственных детей на память: она обрезала им волосы, играя в салон красоты, и порвала их лучшие платья. А ещё она порвала целую семью бумажных кукол, которых я для неё сделала, и явно получала удовольствие, по очереди отрывая им головы прямо у меня на глазах. А потом она брезгливо выкинула их в мусорное ведро и просто вышла из комнаты.

А хуже всего то, что она врала про нас с Майклом, рассказывая, будто мы её мучили, когда оставались наедине. Дейв верил ей практически всегда, а иногда верила и мама. За полгода, прошедшие с тех пор, как мама и Дейв поженились, у нас дома поселилось жуткое напряжение. И, по моим наблюдениям, именно Хизер несла ответственность за большинство конфликтов. А теперь нам предстоит переезд в заброшенную сельскую церковь, где от неё вообще не будет спасения. Чего ж удивляться, что я совершенно подавлена?

Я покосилась на Майкла, всё ещё погружённого в математику. Моё незаконченное стихотворение было почти невидимо посреди рисунков с кошками, которыми была плотно покрыта уже вся страница. Я грустно уставилась на него, потеряв всякое желание писать о единорогах, радугах и воздушных замках. Вырвав лист из тетради, я скомкала его и, запустив этим шариком в Спиди-гонщика, пролетавшего по экрану на своей крошечной машинке, принялась писать стих о реальной жизни. Вышло что-то жутко печальное про одиночество, несчастье и страдания непонятого и нелюбимого существа.

Глава 2

В первый день летних каникул Дейв с толпой друзей погрузили все наши пожитки в арендованный грузовичок и двинулись к нашему новому дому, в штат Мэриленд, в городок Хоулвелл. Дейв вёл грузовик, Хизер с очень довольным видом сидела с ним рядом, а мама и мы с Майклом ехали следом на нашей старой машине. Позади нас тащился ещё один автомобиль, ещё более потрёпанный, чем наш: в нём ехали друзья Дейва.

За развязкой дороги стали постепенно сужаться и петлять вверх-вниз по холмам, объезжая фермы и въезжая в леса, смыкавшиеся вверху, как туннели. Машина подпрыгивала на корнях и шишках, а мама восхищённо показывала нам пейзажи вокруг.

– Смотри, какой амбар! – восклицала мама, проезжая очередную развалюху. – Это же идеальная натура для рисования!

И пока мы с Майклом бормотали себе под нос что-то про то, что в истории живописи запечатлены уже тысячи подобных амбаров, она уже переключалась на какой-то новый объект: изогнутое старое дерево, верёвку с развешанным на ней тряпьём, вышагивающую по двору стаю гусей – и снова преисполнялась восхищением.

– Вам здесь непременно понравится! – твердила она, по-прежнему надеясь, что после очередного повторения мы с ней наконец согласимся.

Через несколько часов мама обернулась к нам и сказала:

– Ну, вот мы и на месте!

Съехав с дороги вслед за арендованным грузовиком, она указала на маленькую белую церковь.

– Разве она не прекрасна?

Да, она была действительно очаровательна. Как бы дорог мне ни был наш городской дом, стоящий в одном ряду с другими такими же, я не могла не признать, что мама с Дейвом выбрали отличное место. Небольшое здание стояло на обочине в тени двух огромных клёнов и выглядело островком мира и спокойствия. Колокольни у здания не было, но это, несомненно, была именно церковь. С одной стороны к ней примыкала пристройка, гармонировавшая по стилю с основным зданием, а с другой – каретный сарай, в котором Дейв планировал устроить гончарную мастерскую.