Голод - Уитли Страйбер

– Я такой, какой есть, – негромко произнес наконец Том – Я не буду с тобой спорить. Все очень просто. Мне нужна эта должность. Я лучше подготовлен. И я ее добьюсь. Он не сможет меня остановить. – Эти слова словно добавляли ему уверенности в себе. Вернее, иллюзию уверенности. На самом деле он чувствовал страх. Его могли выгнать с работы или, что еще хуже, могли лишить возможности самостоятельно работать, так что до самой смерти Хатча он будет у него мальчиком на побегушках.

– Давай сходим куда-нибудь и выпьем. Пора уходить.

– И это говоришь ты? уходить из лаборатории в семь часов вечера? Ты, должно быть, действительно решила на все махнуть рукой.

– Они приводят в порядок статистические данные по изменению состава крови Мафусаила. Мне там нечего делать.

– У тебя есть доступ к компьютеру? Я думал, тебе в этом теперь будет отказано.

– Чарли снял блокировочные замки. Мы теперь подключились через его домашний компьютер.

Том улыбнулся. Можно только гордиться тем, что работаешь с такими людьми, как Сара и ее группа. Ее не остановит такая мелочь, как прекращение ассигнований, как не остановит и дверь, захлопнутая перед самым носом.

– Откуда вы берете память? Разве это не может встревожить Группу программирования?

– Из разных файлов. Немного в одном месте, немного в другом. Не так много, чтобы это можно было заметить.

– И общая емкость?..

– Тысяча мегабайт.

Он расхохотался. Чтобы получить память емкостью больше 500 мегабайт, необходим был специальный запрос в Группу программирования, шестимесячное ожидание и специальные бюджетные ассигнования[23]. Так им и надо!

– Как же это оплачивается, Бога ради?

– Снимается с личного счета Хатча. Оплата в размере тысячи восьмисот долларов в час

– Я надеюсь, ты шутишь? Он окажется в тюрьме за то, что ворует компьютерное время.

– Это было бы весьма кстати. К сожалению, истина более прозаична.

– Можешь рассказать?

– Нет.

Он вполне мог это понять. Она ухитрилась найти доступ к огромным вычислительным мощностям компьютера клиники. Чем меньше людей об этом будут знать, тем лучше. Не говоря уже о том, что незнание безопаснее.

К лифту они шли молча. В молчании пересекли вестибюль и вышли из здания. На Йорк-авеню он остановил такси.

– Как насчет уютного обеда у нас дома? Гарантирую первоклассное обслуживание.

– Китайская кухня?

– Договорились. – Они, конечно, могли бы посидеть в каком-нибудь баре, но там сейчас слишком уныло. Он страстно хотел Сару. Мысль о том, что он может ее потерять, заставила его похолодеть. Он так ее любил. Ему хотелось придвинуться к ней, обнять ее, расплавить барьер между ними. Весь день она выглядела такой жесткой, профессиональной, холодной. Ночью ему нужна была другая Сара – та, в которой он мог бы найти убежище. Он смотрел на ее нежное, напряженное лицо, на мягкий изгиб ее груди, ощущал слабый запах ее духов – и жаждал ее.

Ему вспомнились резкие слова, которые она бросила ему в кабинете: «Ты используешь все подряд. Меня. Даже себя». Неужели это правда? И он на самом деле такой? Если все так и есть, то с этим уже ничего не поделаешь.

– Я люблю тебя, – сказал он тихо, чтобы не слышал водитель. Сара не терпела интимности в общественных местах.

Она коротко улыбнулась, позволив ему накрыть ее руку своей.

– Любовь решает все проблемы, – сказал он. Она довольно долго молчала.

– Она их переживает.

Он так желал ей счастья и успеха. Она сделала необычайное открытие, это несомненно. Ему хотелось, чтобы она ощутила сладость признания, испытала бы все радости, которые оно могло принести.

– Я хочу тебе помочь, Сара, – сказал он. – Я так хочу этого!

Широкая улыбка появилась на ее лице.

– Если бы только Хатч тебя слышал. Он пришел бы в ужас

– Слева или справа? – спросил шофер.

– Здание слева, высотное.

В сгущавшейся темноте сияла большая синяя вывеска здания Эксельсиор-Тауэрс. Вышла пожилая женщина с собачкой; похожее на паука существо неуклюже топало рядом с ней. Алекс на своем посту у двери мял сигару. Он зажег ее, глубоко затянулся. Том смотрел на него с заинтересованностью человека, лишенного возможности сделать то же самое, он завидовал безразличному отношению Алекса к своему здоровью. Они вышли из такси.

– Добрый вечер, доктора, – сказал Алекс сквозь дым сигары. Том чуть с ума не сошел, вдохнув ее запах. Единственное утешение – это хоть дешевая сигара, ей не хватало захватывающего аромата хорошей «Монтекристо». Слава Богу.

– Привычка – мучительная штука, – заметил Том, когда двери лифта закрылись за ними.

– Поражаюсь, как ты это перенес.

– С трудом.

– Сколько ты сегодня выкурил?

Он поднял один пален. Она взяла его руку и с чувством пожала.

– Это удивительно трудно выдержать, – сказал он. – Организм требует свою дозу.

– Я знаю. Мне потребовалось два года, чтобы отказаться от сигарет. Два года и мой отец.

Том никогда не встречался с Томасом Робертсом. Он умер до того, как они с Сарой близко познакомились. Рак легких, сказала она.

Сара вошла за ним в квартиру, задержавшись, чтобы повесить плащ в стенной шкаф. Он включил свет в гостиной. Сара подошла к нему и встала рядом.

– Мне нравится наша квартира, – заметил он. Она кивнула. – Можно... я тебя поцелую?

Повернувшись, она положила руки ему на плечи. Он наклонился к ней, несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, затем нашел ее губы. Его всегда оживляла теплая сладость ее поцелуев. Тело его словно хотело сделать то, что неспособно было сделать сердце, – раз и навсегда удержать их любовь.

– Ты действительно веришь, что я тебя люблю? – необдуманно спросил он. Вопрос вырвался как-то сам по себе – ах, если 6 его можно было вернуть! По зрелом размышлении ему и в голову бы не пришло задавать подобный вопрос – можно нарваться на неприятный ответ.

– Я знаю, что любишь.

Он снова попытался ее поцеловать, но она отвернулась. Его первым импульсом было силой вырвать у нее поцелуй, но сразу же, опомнившись, он подавил в себе это желание и рассердился. Ощутив его злость, она замерла, тихая, маленькая, упрямо выставив подбородок и скрестив руки.

– Не сейчас, – сказала она.

– Я же тебя не обижу.

Она рассмеялась, как бы заверяя его в том, что она ему верит.

– Том, если бы наши карьеры не переплетались так, как сейчас... если бы моя стояла на пути твоей – что бы ты сделал?