Не забудьте выключить телевизор - Цанг

Дымное удушье понемногу отступило. В ноздри поплыл запах крови или морской воды. Русинский обнаружил себя в центре зала. Перед ним стоял крепкий стул с резной спинкой. За ним расстилалась гладь бассейна. Водоем занимал примерно половину площади. Слева и справа и в дальнем конце его ограничивали бетонные стены. Стену напротив украшало изображение петли; конец свободной линии перечеркивала другая, образуя крест. На тихой зеленоватой глади замерли обрывки газет, старый ботинок, размокшие окурки, распотрошенные книги — что-то про масонов, или, может быть, УК, подумал Русинский — и среди прочей дряни на глади бассейна распластался парадный мундир с капитанскими погонами.

Рядом с этой настойкой из мусора Русинский почувствовал себя очень чистым, свободным изначально, и заметив на краю бассейна бутылку из-под «Монастырской избы», он без злости пнул ее в воду. «Если кто-то в чем и виноват, то только ты сам, — думал он, сунув руки в карманы. — Но кто ты сам? Неужели вот это? Вонючая лужа, в которой плавает всякая грязь?..» Тема показалась плодотворной, и он вовлек себя в задумчивость.

Тем временем на дне бассейна возникло мерное зеленоватое мерцание; оно постепенно усиливалось, становясь похожим на подсвеченный снизу гейзер, или как если бы какой-то сумасшедший халиф кипятил в нем изумруды.

— Что за черт, — растерянно обронил Русинский.

Словно откликнувшись, вода забурлила с удвоенной силой. Сила кипения росла, распуская во все стороны играющий, точно шелк на солнце, свет. Все играло, струилось. В промельках змеящихся разноцветных линий он разглядел Лану, обитый серебром каземат, летящий в небе эскадрон, два десятка человек на берегу реки и толпу на скотомогильнике, и многомудрого Мага, и сурового Деда, и сгорбленного Петра, и спящий лес под винтами грохочущего вертолета. И все это продолжается веками, подумал Русинский, все по одному, и сколько раз нужно родиться, чтобы изжить это все, чтобы не липло больше, не цепляло, и разве можно исчерпать эту грязную воду, выпить ее до дна, и какой смысл чего-то ждать, и делить ее на части, и стегать ее кнутом, стрелять в нее и пытаться сжечь до основания?

Картина перед ним смешалась в однородную массу. Она дышала, наливаясь венозной тяжестью, и когда серые лучи заполнили весь зал, и не осталось ничего, кроме серости, вода отделилась от своего квадратного ложа и начала постепенный подъем, вставая от дальнего края стеной, надвигаясь на Русинского, который мог бы упасть, если б не укрепившее его силы ощущение чего-то очень загадочного и простого, чувство, к разгадке которого он шел по жизни с первых дней. Он совершенно не опасался, что стена воды рухнет на него.

Блистающий квадрат, живой, дышащий, остановился, едва достиг угла в девяносто градусов. Его кипение стало бешеным, свет кружился в пространстве как юла, которую забыли остановить, а сама она не может, и вот она свилась в объемную спираль и начала сгущаться, плотнея; свет ушел в глубину, выпустив наружу ровный желтовато-белый оттенок, и в этот миг вертящаяся масса приняла человеческую форму. У возникшей фигуры был рост Русинского. Мелькавшие в ней краски словно разлились по формам и принялись переваривать черный цвет его плаща, серый цвет его свитера и синий — джинсов, затем полностью проявились в чертах его лица и напоследок сверкнули золотом его браслета.

Отшатнувшись, Русинский впился пальцами в спинку стула. Фигура в точности повторила его движение: с ней рядом тоже возник стул, но что-то внутри нее продолжалось вращаться, сгущаясь все более и более, и вот Русинский увидел напротив самого себя. Теряясь в догадках, он закурил и отметил синхронность их движений. Затем поставил стул на самый край бассейна и неспешно приземлился.

Они смотрели друг на друга и о чем-то размышляли — об одном, одинаково тяжелом и бессмысленном. Русинский похлопал себя по бокам. Фигура напротив отразила движение. Нет, это он. Это не его тень. Или он — тень этой фигуры? Кто сидит рядом, груженный его самообманом?

Все существо Русинского кричало об одном: вытолкни соперника, рассей чертовщину, ведь ты один, ты не свихнулся.

Словно по команде, оба начали едва слышное бормотание. Сверля друг друга глазами, они повторяли одно и то же. Их голоса стали набирать напор, сорвались в фальцетную высоту, и уже звучало только повторенное десятки, сотни раз: «Я! Я!! Я!!!»

Они кричали все с большим нажимом, значением и яростью захвата, и вскоре звук человеческой речи обратился в рык, оглушительный звериный рык. Они вскочили на ноги и бросились друг на друга, но в последний перед столкновением момент остановились.

Сознание Русинского прошила ослепительная, раскаленная игла. Он вдруг почувствовал, что летит куда-то в пропасть, в бездонное небо, и ничто его не держит, и нет никакой опоры, и распустив пальцы, сжатые в кулак, он внезапно ощутил себя уверенно и спокойно, и на выдохе прошептал: «Ну и где же все это?..»

Дом исчез, как будто его и не было. Да и был ли какой-то дом? Свежесть веяла в тихом пространстве. Дыхание струилось легко, глубоко и свободно.

Русинский поглядел вокруг; сощурившись от солнечных лучей, поднял глаза в небо. Он стоял на песке у самой кромки озера. На берегу шумели сосны. Доносились крики перелетных птиц.

Примечания

1

Корабли не появляются в моей гавани (лат.).

2

Рэкс — офицер (армейское арго).

3

Дизель — дисциплинарный батальон (армейское арго).

4

Слоняра, слон — то же что и дух, новобранец (арм. арго).

5

Кто дает себе повод для самоубийства через повешение (лат.).

6

Салон мертвых поэтов (фр.).

7

В сем бардаке, в котором мы засели… (старофранц.)

8

Ставки больше не принимаются! (фр.)