Тайна хрустальной вазы - Shuts-Balcevich Sonsaku

Кандальщик пихнул её в спину, и пролжил длинный порез на ладони углубляя его в вены.

— "…и из Бездны… восстали Голодные…"

Золотая дымка вырвалась изо рта и засветились страницы. За ее спиной возник не сад и не формула. Возник реальный колодец из мрака и влажного камня. Из него вытянулась чешуйчатая лапа с когтями, длинными, как кинжалы. Лапа впилась Агате в шею!

— Довольно! — Хранитель захлопнул книгу. Мираж рухнул. На шее Агаты остались кровавые полосы.

Тишина. Только хриплое дыхание пленников.

— Так ты Чтец, — прошипел Хранитель, его ледяные глаза вспыхнули алчностью.

— Не понимаю, о чем ты, — Агата выплюнула слова сквозь боль.

— Что значит "Чтец"? — Кларисс приподняла изможденное лицо. Тени под глазами были как синяки.

Серж откашлял, перебивая:

— Дар… непроизвольного оживления текста. Читаешь вслух — и слова становятся плотью. Или кошмаром. — бросил взгляд на Агату. — «Хроники Спящего Левиафана»… теперь ясно, почему она кашляет лепестками. Побочный эффект Перехода между слоями реальности.

Кларисс вспыхнула:

— Значит, наша Агата — героиня какой-то проклятой сказки?! — глаза её горели негодованием и болью — Лепестки — это твои слезы? Или осколки того мира, откуда ты пришла?!

Хранитель не слушал детей, смотрел на браслет. Обсидиан трескался от переполнявшей его энергии, светившейся жидким золотом.

— Принести еще книг! — приказал он Кандальщику. — Эта — ключ. Она наполнит Левиафана до краев.

И тут Агату скрутил кашель. Не просто приступ. Взрыв. Черные лепестки роз, крупные, вылетали из ее горла, падая на книгу и пол. Они дымились, как угли, и пахли прахом и морозом.

— Что это?! — Кандальщик отпрыгнул, будто от кислоты.

Серж, был бледен как смерть. Его волосы слипались от пода. Разум, острый и цепкий, уже вырвался из пут шока. Прикрыл глаза, делая вид, что близок к обмороку, но под приспущенными веками зрачки бегали. Чувствовал ритм. Ритм боли. Каждый удар молнии по Марку, каждый всплеск энергии из браслетов в книги — это была не хаотичная пытка. Это была система. Сложная, древняя, с четкими параметрами: сила сопротивления = сила отдачи. Ногой бессознательно выводили на пыльном полу руны контроля энергии. "Если найти резонансную частоту кандалов… если создать обратный импульс…"

Марк очнулся, тело ломило, каждая мышца кричала от ударов темной молнией. Голова гудела, как улей. Попытался пошевелиться — цепи звякнули, холод обсидиана впился в запястья.

— Черт… — вырвалось хриплым шепотом, поднял тяжелую голову и встретился взглядом с Люсиль сидевшую напротив, прикованная к своему столу с ледяной книгой иллюзий.

Ее бледные глаза были широко раскрыты, полны не просто страха — ужаса за него. На щеках блестели слезы, оставляя чистые дорожки на пыли. И в этом взгляде, таком отчаянном, Марк вдруг увидел то, что всегда пропускал в суете драк и походов за приключениями. Глубину. Преданность. Больше, чем дружба. Сердце, привыкшее биться в бешеном ритме, на миг сжалось от чего-то теплого и колючего одновременно. Он не глупец. Просто… никогда не останавливался, чтобы посмотреть. Он кивнул ей, коротко, жестко:

— Я в порядке. И ты держись. — увидел, как губы дрогнули в попытке улыбнуться. Эта крошечная надежда в ее глазах обожгла сильнее молний Кандальщика.

Кларисс наблюдала за ними сквозь пелену собственной измотанности. Энергия, высасываемая "Анналами Целительных Садов", оставляла под глазами синеву, будто от удара. Но материнский, неистребимый инстинкт защитницы бушевал в ней сильнее магического истощения. Видела ясный холод Агаты, вычисляющую сосредоточенность Сержа, немой разговор Марка и Люсиль. Они не сломлены. Значит, и она должна держаться. Поймала взгляд Агаты, пытаясь прочесть в нем ответ. Но та лишь чуть мотнула головой: "Не сейчас".

Хранитель стоял на своем возвышении у дубового пульта, статуей из слоновой кости. Ледяные глаза, лишенные человеческого тепла, скользили от одного стола к другому, оценивая "урожай". Над Сержем плясали кровавые формулы, над Кларисс увядали черные сады. Но дольше всего он смотрел на Агату. На ее браслет, который, несмотря на недавний приступ кашля и сопротивление, снова наливался тревожным, густым золотом. И на книгу перед ней — "Хроники Бездонных Колодцев". Тот самый колодец, что чуть не утащил ее в небытие, казалось, пульсировал на обложке темной жилкой.

— Чтец, — голос, тихий, режущий тишину как нож, заставил вздрогнуть даже безучастных теней за соседними столами. Он не обращался ни к кому конкретно, скорее констатировал факт для самого себя, но его взгляд буравил Агату. — Редкий цветок на болоте реальности. Твои слова… они не просто оживают. Прорывают. Нужно об этом доложить. — сделал паузу, тонкие, бескровные губы растянулись в подобие улыбки, от которой стало еще холоднее. — Продолжай. "Бездонные Колодцы". Глава третья. Громко.

Агата не шевельнулась. Ее взгляд был непоколебим. Кандальщик, словно тень Хранителя, материализовался у ее стула. Костлявая рука с грязными ногтями легла ей на затылок, впиваясь в волосы. Другая рука сжимала тонкое, черное как ночь лезвие. Поднес его к ее щеке. Холод металла заставил кожу покрыться мурашками.

— Читай, пташка, — проскрежетал он, и дыхание его пахло могильным тленом. — Или твои друзья узнают, как быстро может течь кровь… — острый взгляд метнулся к Марку.

Тот напрягся, готовый рвануться, несмотря на цепи и боль. Люсиль вскрикнула, подавленно. Серж замер, его расчеты рухнули перед лицом непосредственной угрозы.

Агата закрыла глаза на мгновение. Потом открыла. Взгляд ее был пустым, как гладь мертвого озера. Она опустила глаза на зловещую страницу. Губы дрогнули, но голос, когда он прозвучал, был низким, ровным, лишенным прежней дрожи:

— "…и Голодные в Бездне услышали Зов Падения…"

Золотая дымка снова заклубилась над книгой. За ее спиной пространство заколебалось, как вода перед штормом. Не мираж, не бледная визуализация. Ощущалось давление, зыбь реальности. Где-то в глубине прохода между стеллажами что-то скреблось о камень. Или о кость. Хранитель наклонился вперед вглядываясь в лицо девушки покрывающееся трещинами, его мертвенное лицо исказил голодный восторг. Кандальщик невольно ослабил хватку на затылке Агаты, чей голос звучал тихо в реальности, но будто доносился раскатами грома отовсюду.

Пространство за ее спиной вздулось, готовое разорваться. Библиотека затаила дыхание. В углах зала, за другими столами, шевелились. Вечные пленники библиотеки. Люди-тени. Кожа — пергамент, натянутый на кости. Глаза — тусклые угли в темных провалах. Их миражи были едва видны: блеклые пятна света, дрожащие силуэты городов, которых больше нет. Один старик, чья рука дрожала над книгой, внезапно рухнул лицом в страницы. Никто не шелохнулся. Никто не вздохнул. Только пыль медленно оседала на