Наш двор - Дарья Леонидовна Бобылёва

А Ваня Птицын понятия не имел, что вокруг него происходит что-то настолько серьезное. У него и в мыслях не было связывать с Адой свою только начавшуюся жизнь. Ну серьезно, не сошелся же на ней свет клином, девчонкам он нравился, и были среди тех девчонок и получше. Вот Леночка была там одна такая, например, длинноногая, на роликах катается, и вроде начало у них что-то наклевываться…

Любовь прожила ровно два месяца. Птицын даже не стал объяснять Аде причину — с его точки зрения, все и так было понятно, — просто перестал звонить и звать на свидания, а когда Ада позвонила сама — сказал, что больше не хочет встречаться.

Ада прорыдала несколько дней кряду. Дора Михайловна отпаивала ее ромашковым чаем, утешала и шептала с облегчением в сторону: ну слава богу. Только Ада ее не слушала. Ее безнадежная любовь к предателю Птицыну только крепла, и Ада была, конечно, уверена, что любовь у нее та самая, единственная, которая бывает лишь раз в жизни, да и то не у всех. По ночам Ада не спала, все копалась в памяти, допытывалась у себя — что же она сделала не так, в чем ошиблась, чем была плоха, каким именно неловким жестом разрушила свой новенький рай? А может, надоела? Но как же, им так хорошо было вместе… Почему родители, например, вон сколько лет друг друга любили, были вместе, пока смерть не разлучила, как положено, а ее самый главный в жизни человек через два месяца послал? В школе так и говорили — Ванька Адку послал. Весь класс знал, что ее бросили, что она оказалась негодной… Птицын как ни в чем не бывало улыбался и бренчал на гитаре, а Ада ходила тенью, в груди ворочалась тяжелым комком боль — и все никак не могла улечься, найти себе место. Сейчас Ада как никогда понимала Розу, но ей было хуже — свою боль она выдохнуть не могла…

С Розой в те дни Ада почти не разговаривала, сил не хватало облечь в слова и высказать все, что ее душило. А потом как-то Роза вышла ночью на кухню попить и увидела Аду, которая сидела за столом и сосредоточенно делала бритвенным лезвием на своей левой руке аккуратные насечки. Медленно выступавшая кровь собиралась в капельки и сбегала по нежной белой коже. Это было так красиво, что Роза замерла на несколько секунд и только потом спросила:

— Ты чего?

Ада не умела объяснить, что боль от порезов ее успокаивает, помогает чувствовать себя отдельной от того злого и странного мира, в который ее вдруг вышвырнуло. Что она вырезает себя из него, чтобы сохранить, как красивую картинку из журнала. Поэтому она отбросила лезвие, скривилась и заревела:

— Что я ему сделала-а-а?!

Они сидели на кухне несколько часов. Роза промыла вспухшие порезы на руке у Ады перекисью и замотала полотенцем. Ада то говорила без умолку, сама себя перебивая, то плакала, привычно уткнувшись Розе в шею.

— Надо с ним поговорить, — сказала наконец Роза. Она все поняла по-своему: Адка страдает, потому что не понимает, что она сделала Птицыну, так пусть Птицын объяснит.

— Он не ста-анет со мной говорить…

— Не с тобой. С нами.

Сама Роза тоже не очень верила в успех предприятия, но Птицына ее суровое «надо поговорить» неожиданно развеселило. Прежде его вызывали на «серьезный разговор» только другие пацаны. А тут как будто малявки из песочницы грозили разборками из-за куличиков. Глядя в Розины сумрачные глаза, Птицын вдруг подумал, что будет очень здорово немного вправить девчонкам мозги, разъяснить популярным языком, что жизнь — не розовые сопли, и отделаться наконец от вечно ноющей Адки. Хочет объяснения — будет ей объяснение. Да и Роза вдобавок Птицыну нравилась, чего уж скрывать, он просто побаивался к ней подходить — странная какая-то. Заявила вон при первом знакомстве, что психованная, а если это правда? Вот и представится случай проверить, да и вообще поразвлечься. В конце концов, не за каждый девушки так бегают, даже на «серьезные разговоры» вызывают. Главное, чтоб с компанией не явились…

— Больше никого не будет? — небрежно поинтересовался Птицын.

Роза покачала головой.

Птицын по-свойски ей улыбнулся и протянул большую теплую пятерню:

— Заметано.

Но никакого развлечения не получилось, и все сразу пошло не так.

Для беседы они выбрали то самое укромное местечко на последнем этаже дома с мозаикой, где Ада с Птицыным совсем недавно самозабвенно целовались. Птицын принес пива, но Роза сразу отказалась, а бледная, наглотавшаяся предварительно валерьянки и еще чего-то успокоительного Ада взяла бутылку, но так ни разу и не отхлебнула из нее.

Начался разговор мирно, хотя Розу коробило от заискивающего тона Адки, которая все спрашивала, что же она сделала не так, в чем провинилась — как будто это она провинилась! Птицын отвечал односложно и как-то высокомерно, что ли — что всякое бывает, люди разные, ну вот так вот вышло, ничего плохого он ей не сделал, все сказал по-честному, а водиться с его компанией Адке никто не запрещает, пусть только остынет и прекратит за ним бегать. Нельзя бегать за парнями, это смешно и стыдно, пусть Адка запомнит на будущее. Роза осторожно выдохнула через нос, спустилась на лестничную площадку и устроилась на нижних гранитных ступеньках — подальше, чтобы не злиться.

Разговор тем временем перешел на повышенные тона.

— Но я же тебя люблю-ю… — рыдала Ада. — Ты говорил, что мы… обещал, что всегда вместе… что не бросишь! Ты обещал, обещал, обещал, обещал, обещал!..

И эти бесконечные повторы, так хорошо действовавшие на Розу, произвели на Птицына прямо противоположный эффект. Он схватил Аду за плечи, приподнял над полом, хорошенько встряхнул и громко сказал ей в мокрое растерянное лицо:

— Ну не нравишься ты мне больше! Отвяжись уже!

— Не трогай ее! — крикнула Роза.

— Очень надо! — окончательно рассвирепел Птицын и толкнул захлебнувшуюся рыданиями Аду навстречу сестре.

Вот только он не подумал о том, что между Розой и Адой сейчас — пятнадцать гранитных ступеней, которые Ада почти не различала сквозь слезную муть. Непочатая бутылка выскользнула у нее из руки, густая пивная пена потекла по ступенькам. Повинуясь легкому, почти дружескому толчку, Ада взмахнула руками и шагнула в пустоту. Первую пару-тройку ступенек ей каким-то чудом,