Бледный всадник, Черный Валет - Андрей Дашков

На следующий день, с наступлением сумерек, отдохнувший и соскучившийся по приключениям Валет решил развлечься. Первой же забегаловкой на его пути оказался «Млын». Он ввалился туда со всем своим железом, остановился на пороге и исподлобья обвел взглядом полутемное помещение. У него был взгляд зверя-одиночки, выражавший абсолютную независимость и спокойное превосходство. Он как бы предупреждал: «Не троньте меня, ублюдки, и, может быть, я не трону вас».

Стены заведения были украшены полинявшей мазней на вечную тему. Возле стойки, обитой жестью, торчали местные жлобы, с кряком опрокидывали глиняные кружки с мутным самогоном, запивали его холодным молоком и нюхали табак. Не слишком выделявшийся на фоне зеленоватых бутылей хозяин на всякий случай опустил руки и нащупывал ружье, лежавшее на пивной бочке. В треснувшем зеркале с остатками амальгамы отражалось бледное полушарие его лысины.

У дальней стены, положив ноги на табурет, сидел человек с балалайкой. Инструмент был старый и издавал звуки, от которых по спине пробегали мурашки. Одной струны не хватало. Следовательно, бренчал виртуоз, каких мало. Балалаечник отрешенно исполнял похабные частушки, в которых попадались и незнакомые Валету слова. Это был, что называется, фольклор.

Под потолком плавал сизый дым – плотный, как облака в раю. Пламя свечей колебалось на сквозняке, и приходилось следить за тенями.

Официантка, в которой Валет сразу определил подержанный товар, обслуживала клиентов за столиками, и, похоже, здесь уже всем надоело пощипывать ее задницу. Он не мог сказать этого о себе – задница была весьма аппетитная…

На вошедшего официантка смотрела чуть дольше обычного. Валет хорошо знал этот взгляд: звериная тоска, озлобленность забившейся в угол сучки… и неизлечимая надежда. Он встречал таких баб в каждом городе. Все они хотели для начала сбежать из опостылевших мест. Но он знал, как никто другой, что бежать-то, в сущности, некуда.

«Годится», – решил Валет. Тех, кого повсюду, не сговариваясь, называют солью земли, тут не было – как и недоразвитых выскочек, которые учатся только на собственных ошибках, если, конечно, им удается дожить до зрелого возраста. Валет был согласен играть пока по здешним правилам. И надеялся, что ему дадут время их изучить.

Он неторопливо направился в глубь помещения, к свободному угловому столику, имевшему стратегически выгодное расположение.

Остаться незамеченным не удалось. Местные пялились на него, как на балаганного урода. Он повсюду привлекал к себе внимание. Слабые чуяли в нем неотразимую угрозу, волчью породу; сильные рассматривали как вызов само его существование. Да, для бродяг вроде него времена становились все хуже…

Он сел в полутьме и не зажег лежавший на столе огарок. Из этого угла просматривались вход и стойка – большего Валету и не требовалось.

Официантка направилась к нему, виляя пышными бедрами. Вслед ей посыпались гнусные советы. Однако смутить девицу было трудно, если вообще возможно.

Когда она остановилась, подалась вперед и оперлась руками на стол, он разглядел ее грудь, почти не скрытую платьем с низким вырезом. У него внезапно пересохло в горле. От «Горячих губок» осталось одно лишь бледное воспоминание. Но он был мужчина, а не сопляк, и потому его желания ничего не значили. Женщина – это почти всегда предпоследнее, что видят сопляки, прежде чем сдохнуть.

– Принеси пива, – негромко сказал Валет и стал скручивать папиросу.

У него оказался хриплый, низкий голос – почти зловещий шепот. Этот шепот был словно прикосновение шершавых ладоней. Возбуждающий, вызывающий легкий озноб… и безрассудное желание рискнуть.

Она задержалась у столика. Ее долгий взгляд мог бы растопить айсберг. Но не Валета. На дне его зрачков застыла вечная мерзлота под слоем голубовато-серой воды.

Вообще-то ей полагалось убедиться в том, что у него найдется чем заплатить. Если хозяин узнает, что она не сделала этого, он в кровь разобьет ей губы. Однако она чувствовала, что подобным вопросом заслужит лишь леденящее презрение незнакомца.

– Можно, я возьму это? – мягко попросила она и осторожно вынула папиросу из его пальцев.

Он равнодушно смотрел, как она добавила «травы» и провела кончиком языка по аккуратному косяку. Скручивание папирос было весьма интимным делом. Ему понравилось, как сделала это она…