Амулет мертвеца - Константин Чиганов

Он добавил газ, Черняков впереди покрутил черной головой (друг Борька, как ты там, увидимся, полетим еще на нашем «утенке», да?)

Стрелки приборов заняли положенные места. Триммера — порядок, топливо — порядок, температура моторов порядок… и далее, далее.

— Товарищ командир, — сказал Василь, — самолет готов. Разрешите взлетать?

— Взлет разрешаю, двести семнадцать, — сказало радио.

— Взлет разрешаю. Ни пуха нам, — ответил командир и перекрестился. Неожиданно.

— Иду на взлет, — сказал Василь, переключился на бортовую сеть и добавил, — Петр Николаич, к черту! Мы колдуны, нам сказку сделать былью плюнуть.

Тронулись. Качнулись красные крылья, плавно двинулось назад зеленое поле.

Самолет развернулся в начале полосы, теперь из кабины пилотов провожающих не увидеть. Поздно.

Зарокотал сильнее, окутал крылья синеватыми выхлопами, прянул и побежал.

Отрыв, громадные колеса крутятся вхолостую, заляпанные грязью и зеленью, теперь они понадобятся нескоро, на другом континенте.

Самолет в небе, пустота меж красными крыльями и землей растет. Выше, взбирается тяжело, уже с ревом. Тонны топлива в крыльях и запасных баках бомбоотсека.

Колеса пошли вверх и встали в ниши. Экипаж доложил — все хорошо.

Летим.

Красивая рыжая женщина села в синий автомобиль и уехала первой.

«Воробей» набрал законные шесть тысяч и лег на курс. Архангельск останется в стороне, но радиопривод оттуда Яше слышен отлично. Облачность, правда, усиливалась, наползли сырые ватные тучи. Полезли тушей на тушу впереди, над землей Франца-Иосифа, наверняка и дальше, по дороге на полюс. Дрянь такая, почти как у Леваневского. Василь никак не мог перестать сравнивать, и был уверен — другие вспоминают тоже. Не хватало только сбоев в моторах и утечки масла.

Еще выше (и выше, и выше… — крутится в голове), попробуем выйти над облаками, в разряженный синий простор. Тут-то наддув нужнее всего.

Семь тысяч. Семь пятьсот. Восемь. Хватит. Машина берет высоту тяжело, запас топлива едва сократился. Еще и пара резервных баков в переделанном бомбоотсеке. Летающая мина ты наша.

Накаркал? Обороты пятого, гудящего за спиной Эм-сотки, наддувающего остальные четыре, снова полезли выше. Уменьшаем. Вот чертова меленка.

— Амир, что АцэЭн? Обороты растут.

— Васек, держи до красной зоны. Гоняли до восьми тысяч, чыннан да[41], врожденная болячка.

Миновали Архангельск, там плюс шестнадцать, зябко, наверное. На улицах граждане уже закончили утренний штурм трамваев, уже ждут обеда. Дети в школе сидят, учат про чкаловский перелет. Ну и про нас заставят зубрить, хоть повеселее чем про феодализм. Тут всего-то минус тридцать два за бортом, курорт, дальше будет холоднее. И уже сплошная облачность внизу. Грязно-белый тюфяк, набитый снегом и угрозой. Вниз нельзя, начнем обледеневать, как было с двести девятым. Не оттого ли он гробанулся.

Красиво, конечно — снеговые валы прямо под крыльями. Но мы так, некрасивыми, без обледенения, ладно?

По расчетам Степана, они были минутах в десяти от архипелага Франца-Иосифа, последней родной земли. Правда, есть там поселок в бухте Тихой, вроде бы даже гидроплан был, но где среди мешанины воды, льда и скал множества островов ее увидишь, ту блаженную страну.

Десять минут.

Обороты мотора наддува снова поползли. И хуже того, вверх полезла температура. До совсем уже дурных цифр. Черняков спросил:

— Амир, там у тебя что за казан закипает вместо ацээна?

Это была последняя шутка на памяти Василя.

Амир не успел ответить. Машину тряхнуло, что-то загремело, смолкло, и в их кабину пополз отчетливый запах горящего масла, ни с чем не спутать.

Проклятый наддувный мотор умолк, белая стрелка оборотов беспомощно упала вниз, давления масла тоже, а вот стрелка температуры скакнула кверху. Под летным шлемом волосы Василя стали холодными и влажными.

И дым, да, уже настоящий, лезущий в глотку дым.

Приехали, дети. Елочка, гори!

Упали обороты остальных четырех, ну да, теперь им не хватает мощности… проклятье, еще и в заду печет. Какие шутки, натурально в кабине потеплело как не должно бы.

— Пожар, командир! АцэЭн нагадил, явыз улде![42] — Амир старался говорить спокойно, — мне не добраться, но дымит вовсю. Командир…

— Ясно, — Черняков помедлил всего пару секунд, Василь представил, сколько всего он за пару секунд передумал и потерял, и его резануло вместо страха острой жалостью. — Василь, снижайся до трех тысяч. Яша, передавай «сос», сообщи про пакость пятого, ищем место для посадки, может придется. Семен, хоть где-то чтоб сесть и не угробиться в хлам.

Отвечая «принято» за остальными и переводя самолет в пологое планирование, Василь страха уже не испытывал — горькую досаду.

Они вошли в облачность, и на крыльях заблестела влага, минуты — и она станет гибельной ледяной броней.

Может, получится еще…

Хлопнуло что-то внизу, и рули стали тяжелее, теперь приходилось «держать в руках» огромный бомбардировщик.

Не получится. Рулевые тяги зацепило.

Дым лез все гуще.

— Готовься, работать нам обоим, — командир. — Триммеры?

— Не работают. Плевать, держим, — ответил Василь пересохшими губами.

— Острова под нами! — доложил Степан ровно, словно в учебном полете. Не видно в облаках ни черта. Стекла кабины мутно-белы, точно самолет игрушка в коробке с ватой.

Машина неуклонно теряла высоту.

— Вася, сливай бензин!

Всё.

Василь дернул несколько тумблеров, сливные краны исправно сработали, из-под крыльев понеслись шлейфы драгоценного топлива.

Всё.

Баки в брюхе не сольешь, не смогли оборудовать, он помнил. На воду? Махина если не разломится от удара, сразу уйдет в ледяную глубину.

Самолет затрясло, штурвал и педали стали тяжелыми, он еле удержал, ослабел со страху, заяц? Никак, никак не слушает.

— Помогай на рулях! — Черняков. Они вели самолет вдвоем, и все равно проигрывали. Правый ближний мотор сбавил обороты. Маслосистема? Очень может… там все связано… мотор смолк, пропеллер замер, лопасти торчат как рога. Василь добавил тяги оставшимся трем, прикидывая, когда кончатся и они. Давление масла: стрелки явственно подвинулись к нулям, гадство.

«Воробей» провалился сразу метров на сто, никак не получалось хотя бы вывести его в горизонтальный полет, тянуло и тянуло книзу… Ньютон, черти б тебя с твоим законом… на крыльях матово забелел ледок. О, это кстати, отсроченная, но верная гибель, если не выйти из облаков, а куда? Они до земли, похоже.

Яша уже должен передать… да еще примут ли… да кто и как будет искать. «Шаврушка»[43] из Тихой? Еще и сесть надо живыми — куда?

Сколько прошло?

Высотомер крутил стрелками как в ночном кошмаре.

Облака наконец-то разорвались, внизу, близко, так близко, мелькнули полосы и пятна, бурые скалы и белый снег.

Теперь самолет почти падал, оставляя пышный дымный хвост, словно подбитый в воздушном бою.

— Степан, вон из