Рассказы - Поппи Брайт

Мы остановились прямо перед рестораном и пролистали меню Дим Сум, но его текст был на китайском от корки до корки.

— Жареные вши, — перевел Роберт, ляпая пальцами стекло витрины.

— Обезьяньи мозги в сиропе. Глазное яблоко.

Он захихикал. Я заметил налет старой помады на уголках его губ. И нафига я его с собой взял?

Могу ли я затащить его в какой-нибудь тенистый храмовый интерьерчик и принести в жертву улыбающемуся золотому Будде?

Людская река неслась мимо нас, пока мы стояли на месте, ожидая, пока что-то произойдет на углу двух загадочных улиц. Как и большинство из них, я носил опрятные черные шмотки и точно такие же опрятные черные шлепанцы. А еще они были на голову ниже меня и Роберта. Та из улиц, что потемнее, была освещена в основном синим неоновым светом — синий цвет — универсальная реклама китайского гастронома, так что земляк, будучи далеко от дома, всегда знает, где найти любовно отпаренный рис и тщательно потушенный свиной соус. Так что глянцевые, покачивающиеся вывески мерцали всевозможными оттенками небесного синего цвета. Я казался себе огромным, бледным и обрюзгшим. Роберт и того хуже. Он топтался с одной на другую, обутых в розовые кеды ногах, что-то с придыханием бормотал, накручивал на палец локон волос. Его глаза изменились и стали цвета вечернего чайнатаунского неба. Изучив их, я понял, что сегодня мы влипнем в пренеприятную историю, которая может не окончиться никогда. В них был тот дикий, пустой и яркий огонек, что периодически появлялся, будто его душа улетала бухать и веселиться, а тело собиралось ее догнать. Однажды, когда такой огонек зажегся в у него в Новом Орлеане, мы проснулись через трое суток в грязном номере какого-то мотеля, пропахшей пеплом и кислотной рвотой, в одних только трусах и Марди-Гра масках с бисером.

Но сейчас он хотел всего лишь мороженого. Мы ввалились в магазин сладостей, прикупив ванильное, потому как остальные ароматы — личи, миндаль, зеленый чай — были слишком уж китайскими. Но даже у местной ванили было специфическое послевкусие, слегка маслянистое, но слишком ненавязчивое, чтобы возмущаться. Рядом с нами была витрина, заполненная странными, будто пыльными печенюшками: тысячелетние яйца в засахаренных гнездах, кальмаровидное желе, нашпигованное сливками. Магазин был слабо освещен единственной лампой, скрытой за бумажным торшером. В этом сумраке я разглядел лишь одного, кроме нас, посетителя, одинокого старика, лелеющего чашечку чая.

Роберт возжелал попить, но потратил остатки наших денег, заплатив за проезд и свое мороженое. Мы сидели за столом, пытаясь найти выход из плачевной для наших финансов ситуации.

— Можем подцепить каких-нибудь девчонок, — сказал я.

Кончики его волос дрогнули.

— Китайских девчонок? Я слышал, что их эти, ну понимаешь, эти, сам знаешь… — его голос был громким и совершенно ребяческим.

Я понизил голос до шепота, надеясь, что он последует моему примеру.

— Пёзды, Роберт, пёзды.

— …что они открываются горизонтально, а не как обычно.

Большую часть робертовского трепа я пропускал мимо ушей, но не в этот раз. Я даже перестал есть мороженое и ушел в себя, пытаясь визуализировать сию интригующую возможность. Но в своих фантазиях я видел эту дразнящую дырочку, остающуюся по прежнему невыносимо вертикальной. Я никак не мог заставить его повернуться набок. Только когда Роберт ткнул меня пальцем под ребра, я заметил старого китайца, молча стоящего перед нашим столиком.

Ему могло быть и все триста лет. Он мог бы быть библейским царем, пришедшим из пустыни, с холодными звездами вместо зрачков, зиявших в его узких черных глазах. Мог бы быть древцом бонсай в горшочке, сморщенным и скрюченным, благодаря его серой, словно пожухшая древесина, коже. Но одет он был весьма хорошо, я это сразу заметил: аккуратный костюм с иголочки, рубашка, столь белая, что слегка светилась в тусклом свете. Небольшая бородка росла под его подбородком, покачиваясь в то время, как он проговаривал слова.

— Могу я вас побеспокоить? Он выдержал небольшую паузу и добавил — Джентльмены.

У Роберта слов не нашлось, он лишь смотрел, приоткрыв рот с остатками ванили на губах. Этот миг тянулся целую вечность, подчеркиваемый мерцанием неона снаружи. Раз — и интерьер магазина купается в лучах негаснущей ночной радуги. Два — и здесь остается лишь лампа за пожухшим бумажным торшером и расплывчатая паутина теней. Наконец мои манеры вернулись ко мне, и я указал на стул.

— Можете. Беспокойте.

Он аккуратно сел, сложив руки прямо перед собой. Они были похожи на корни старого женьшеня: с длинными пальцами, усохшие, сморщенные. Бородка снова качнулась.

— Вы говорили, что вам нужны деньги на вечер… ох… на празднество.

Его безукоризненный английский внезапно начал меня раздражать. Я стал жестче, но тем не менее оставался вежливым. Все, что мне было нужно, это ковбойская шляпа и рисованные усики.

— А вы хотите их нам подкинуть?

Его глаза, казалось, прожгут во мне дырку.

— Не подкинуть… Не совсем. Видите ли, я бизнесмен, и мне нужна одна услуга. Если я предложу вам по 5 долларов каждому, вы окажете мне такую любезность?

— Пять долларов! — фыркнул Роберт. — Мы не станем мыть ваши китайские палочки за пять долларов.

— Я предполагал это, — сказал старик. — А если добавить к этому неограниченный доступ к бутылке хорошего коньяка?

Прежде, чем Роберт успел ответить хоть что-то, я перегнулся через стол и приблизился к лицу старика.

— А что у вас за бизнес такой, мистер?

Тот выдержал небольшую паузу. Я видел, как неон отражается в его глазах. Раз — они взрываются тысячами цветов яркого фейерверка. Два — они уже беспросветно-черные, цвета династий, веками обращавшихся в прах, цвета истинной тайны.

— Я гробовщик, — сказал он.

Как выяснилось, старик хотел, чтобы мы с Робертом присмотрели за трупом женщины среднего возраста, в то время как он сбегает выпить с другим гробовщиком. Его сменщик и ученик болел, как пояснил он, и к нему в каморку уже дважды врывались грабители, чтобы унести с трупов кольца, часы и однажды даже — протез ноги. Я спросил себя — зачем кому бы то ни было нужна нога, и на кого оставит своих трупов второй гробовщик. А на заднем плане сознания маячила не дающая покоя картина, та, что никак не визуализировалась.

Роберт косо на меня посмотрел. Это легкая десятка долларов — если старик не врет. Но с чего он доверяет нам следить за трупом незнакомого человека, и к тому же китайца? В худшем случае он может завести нас на тайную скотобойню, где подвесит на крюки, освежует высушенными бамбуковыми трубками, снимет