Темный мир - Андрей Лазарчук

Она распахнула дверь и сразу исчезла, как будто раствориласьв подступающей черноте.

— Ты… — сказал Артур Патрику и медленно двинулся нанее. — Ты… тварь… ты как могла…

Но между ними втиснулся Джор.

— Тихо, тихо, — сказал он. — Одного бойца мы ужепотеряли. Безо всяких усилий врага. Ты хочешь, чтобы еще?

Между тем тьма как-то странно сгущалась местами, в нейпоявлялись спиральные уплотнения и разряжения, она клубилась и струилась — икак бы оседала на невидимых доселе предметах…

— Ребята, — сказал я. — Хорош бодаться. Боюсь, чтомы уже не в Канзасе…

(Если честно, то была не единственная размолвка между нами ине единственная истерика. Просто все остальные не имели последствий, а мне нехочется все это из себя выворачивать — и тем более не хочется рассказывать, ктои как дал минутную слабину. Это никого не касается. Я попробовал промолчать, ивот вроде бы получилось…)

Вы уже поняли, наверное, что сны мне снятся не самыепростые. Но это началось после ранения. Раньше, в детстве особенно, мне снилосьчто-то совсем простое и неинтересное, за исключением Города — именно так, сбольшой буквы. Он появлялся раз в месяц, иногда реже, иногда бывали вообщепромежутки где-то в полгода, — но появлялся обязательно. И, в общем,ничего в этих снах не происходило, я просто гулял, изредка с кем-то беседовал,покупал мороженое, газеты на странном языке, который я там, во сне, понимал, нозапомнить и что-то воспроизвести потом уже не мог.

Город стоял на круглом острове, соединенном с берегомдлинной дамбой. Дома в основном были двухэтажные: первый этаж из кирпича иликамня, второй — деревянный. Островерхие крыши крыты были багрово-краснойчерепицей и, реже, какими-то зеленовато-серыми пластинами, слоистым камнем; неслюдой, конечно, но чем-то наподобие. На вторых этажах всегда были балконы сочень богатой резьбой; стекла балконных дверей часто бывали цветными, а иногдапредставляли собой настоящие витражи. В центре Города был парк с несколькимифонтанами и двумя памятниками: человеку в военной форме и с конем в поводу (напостаменте было написано, кому, когда и за что памятник поставлен, и я этонеоднократно читал, но после пробуждения — увы…), и маленький, затерянный средикустов роз памятник художнику, родившемуся тут; художник в широком берете и спалитрой напоминал садового гнома, держащего поднос. У обоих памятников всегдалежали цветы.

Еще в парке были две карусели, детская железная дорога,летнее кафе со стенами из деревянных решеток, заплетенных виноградом, несколькоавтоматов по продаже мороженого, столики для шахматистов и для игроков вкакие-то другие настольные игры с огромными игровыми полями, колодами карт,фигурками героев и всякими кубиками, вертушками и фишками, которые надоподкидывать… Компании по шесть — восемь человек засиживались за этими играмидалеко за полночь. Еще в парке была комната смеха и она же почему-то — комнатастраха. Я никогда туда не заглядывал.

Другая площадь была базарная. По утрам там продавали свежуюрыбу, а в остальное время — фрукты, пряности и почему-то ткани. Тканямикаких-то бешеных, «кислотных» расцветок и неповторимых рисунков были буквальноувешаны многие лавки. Наверное, это был местный промысел.

Любимым местом у меня долго была старая каланча. Пожарныепочему-то покинули ее, и наверх можно было пройти беспрепятственно. Там стояласкамейка и висел бронзовый колокол без языка. Город оттуда был виден весь какна ладони.

Возле двух каменных пирсов покачивались лодки и небольшиепарусники…

Такой вот сон. Ничего не происходит, а приятно. Я кому- торассказал про него, и мне сказали в ответ, что это болгарский Несебр; но япотом побывал в Несебре и понял, что нет, это не он, имеется только небольшоеформальное сходство: стоит на острове, застроен небольшими домиками. Остальное— совсем другое… Несебр — курортный город, полный туристов и отдыхающих. Мой —в нем все свои, совсем нет посторонних. По-моему, все давно знают друг друга.Поэтому он немножко неухоженный, как бывает неухоженным старый сад, где и таквсе хорошо.

Вот там мы и оказались — как раз около каланчи.

— Что это? — прошептала Патрик. И кто-то ойкнул — нестолько испуганно, сколько восторженно.

А меня стало пробирать ужасом.

Я понял, что, когда Волков каким-то образом захватил моетело и переделал его в свое (и тогда из кого же он восстановил меня?) — онузнал про меня все, в том числе и про этот город, и теперь он куражится надомной, над нами, играет, как кошка с мышками, показывает, что ничегонеожиданного для него мы не сделаем, потому что ему от меня все заранееизвестно…

И еще я понял, где и как он будет меня убивать.

— Это Город из моих снов, — сказал я. — Помнишь,Инка, я тебе как-то рассказывал?

— Помню… чуть-чуть.

— Вот это он и есть. Ребята, держимся плотно. Совсем плотно.Я и Патрик смотрим вперед, Артур вверх, Джор назад, Аська направо, Валя налево.Чуть что… Валя, возьми все-таки оружие.

— Я почти не умею…

— Сразу никто не умеет. Но все быстро учатся. Главное, послевыстрела не бросай его под ноги…

Между тем я обнаруживал какие-то различия между моимигрезами и действительностью. Во-первых, улицы залиты были туманом, не слишкомгустым, но достаточным, чтобы полностью растворять перспективу. Метрах в стауже ничего было не разобрать — невнятные пятна. Во-вторых, под ногами былокак-то слишком много неубранных палых листьев. В-третьих, несильно, ноотчетливо несло гарью — не дымом костров, а именно гарью, будто где-то горелистарые матрацы или мусорные баки…