Мистер Икс - Питер Страуб

Автобус высадил меня в Колледж-парке в двух кварталах к югу от кампуса Альберта. Я шел по Арчер-стрит до тех пор, пока не увидел потрепанный погодой деревянный знак «Прикладное искусство Риверрэна» над крыльцом трехэтажного, обшитого вагонкой дома Сьюки Титер.

Комната справа от входа была заполнена стойками, рамами и подставками с афишами, плакатами, поздравительными открытками, репродукциями картин, рисунками, ткаными гобеленами, полками с керамикой и стеклом. Комната поменьше, та, что слева, использовалась как кладовая и мастерская. Хотя Сьюки организовывала у себя выставки местных художников, основным доходом была продажа постеров и изготовление рам для картин.

– Это единственное место на сотни миль вокруг, где вы найдете приличные кисти и краски, и тем не менее мне не по карману то, что требуется для работы, – посетовала Сьюки. – Все так дорого! Пора чинить крышу. Пора ремонтировать отопительный котел. Двадцать тысяч долларов решили бы проблему, но мне едва хватает денег, чтобы заплатить двум своим помощникам, работающим на полставки. Они не уходят, потому что я готовлю им ужин и нянчусь с ними, как мамаша.

В гостиной Сьюки абстрактные и сюжетные картины перемежались с глиняными горшками и выдувными стекляшками на полках.

– Все это работы художников, которые выставляются у меня в галерее, за исключением полотна слева от вас.

Нечто мрачное, какая-то сложносочиненная мешанина грязно-красных и коричневых пятен занимала почти четверть стены.

– Ну, как вам?

– Так сразу и не скажешь, погодите минутку, – пробормотал я.

– Полная безнадежность, и вы прекрасно это понимаете. Рэчел Милтон отдала мне эту картину много лет назад, но мне все не хватает духу избавиться от нее. Не хотите ли чаю?

Сьюки вернулась с двумя чашками травяного чая и села рядом со мной на упругие подушки дивана.

– Мне, наверное, не стоит злиться на Рэчел. По крайней мере, она поддерживала связь со Стар. Может, она даже придет на похороны.

Лицо Сьюки вдруг приблизилось, и она обняла меня за плечи. Я окунулся в облако ароматов мяты и сандалового дерева. Она поцеловала меня в щеку. Ее лицо плавно скользило в золотистой дымке в двух-трех дюймах от моего. Глаза ее мерцали: один – нефритовой зеленью, другой – сияющей бирюзой.

– Скажи. Ты знаешь, о чем я, просто скажи мне.

Я залпом выпил приправленный женьшенем чай и рассказал о последнем дне и последней ночи мамы. Как только я упомянул имя «Райнхарт», по взгляду Сьюки я понял, что имя это ей известно. Не вдаваясь в подробности, я рассказал ей о появлении Дональда Мессмера в свидетельстве о браке и моем свидетельстве о рождении.

– Я словно блуждаю в тумане. А тетушки и дядюшки ведут себя так, будто им доверили хранить секреты государственной важности. – Меня вдруг накрыла волна горя, и все остальное стало таким ничтожным перед его неотвратимостью.

– Мне надо выбраться из тумана. Я хочу знать, кем был Райнхарт и каким образом в эту историю попал Мессмер.

Сьюки сжала мою ладонь.

– Он был моим отцом, так?

– И ты так на него похож, что мне даже жутко.

Я вспомнил, как едва заметно расслабился Макс Эдисон, когда я сказал, что пришел по своим семейным делам. Он точно знал, чей я сын.

– Скажите, – попросил я, повторяя ее слова, – прошу вас, скажите мне.

Сьюки Титер откинулась на спинку дивана.