Шёпот Ночи - Кирилл Орешкин

Похоронщик оскалился.

— Ты вчера согласилась пойти на свидание с одним парнем в «Атмосфере», он сегодня стоял и ждал тебя,— преступник грустно посмеялся.

Девушка выдохнула.

— Это какое-то недоразумение. Если это тот парень, о котором я думаю… Дима, кажется, его зовут… Он просто застал меня врасплох, вот я и согласилась. У меня есть мужчина, и я его люблю!

Взгляд тёмного похоронщика наполнился злобой.

— Ты. Сделала. Больно. Самому. Родному. Мне. Человеку.

Женская интуиция подсказывала Ольге, что расклад событий меняется не в её пользу, и быть беде.

— Отпустите меня! Я извинюсь перед ним! Позвоните ему! Я всё исправлю! — мысли в её голове бежали наперегонки.

— Уже поздно что-то исправлять. Ты, дорогая, своими действиями уже запустила этот маховик,— Максим взял нож и обошёл девушку, встав у неё за спиной.

— Понимаешь, Оля, я и Дима — не те люди, которых можно игнорировать или относиться к ним несерьёзно. Это наказывается.

Максим вогнал девушке нож в шею. Её тело резко напряглось, пальцы растопырились, через некоторое время всё прекратилось. Преступник снова обошёл стул с привязанной жертвой. На её лице застыл ужас, рот был открыт, голова запрокинута назад, глаза — навыкате. Он снял респиратор с лица и бросил в пакет, где раньше лежали инструменты.

— А сейчас, Олечка, нам с тобой осталось написать Диме маленькое любовное письмо,— он с ухмылкой разговаривал с мёртвым телом,— мне нужна ручка и листок бумаги. Я возьму у тебя, ты ведь не против? — он посмотрел на свои ладони,— а ведь перчаточки я нарочно не надел, хе-хе-хе…

После того как письмо было написано, Максим снова взял пуховик. На улице уже стемнело. Убийца покопался в карманах и нашёл бумажник. Он открыл карман для мелочи и вынул оттуда две таблетки нужного Диме лекарства.

— Какой ты рассеянный, Дима. Флакон пуст, а вот про заначку в бумажнике ты совсем забыл. Давай, дружище, решай проблему.

Макс проглотил обе таблетки и сел в кресло напротив убитой.

* * *

Когда Дима открыл глаза, он чувствовал себя сильно усталым. До последнего он не хотел ничего делать. Знал, чтó это за усталость, когда Максим приходил не через сон, а напрямую.

И тут увидел мёртвую девушку. Ту самую, которая к нему не пришла. Он сглотнул подступивший комок. Дима догадывался, к чему его подбивает Максим. Этот гад бывает очень убедительным и крайне изобретательным. Недалеко от тела девушки на полу лежала записка. Дмитрий подобрал её. Не нужно было даже смотреть на почерк, чтобы понять, кто её написал.

«Здравствуй, Дима! Как видишь, я решаю твои проблемы, но ты, как обычно, отплатишь мне упрёками и черной неблагодарностью. Мне это не нравится, но ничего не могу с собой поделать, ведь люблю тебя, дурака. Времени у тебя немного, у девушки есть мужчина, и в твоих интересах грамотно решить, что делать дальше. Скоро он спохватится свою ненаглядную. В квартире много твоих отпечатков, я специально не надевал перчаток, так что если ты просто уйдёшь — тебя найдут. И ты получишь если не пожизненное, то очень долгий срок в закрытом государственном учреждении. Однако,— опять же в силу моей любви к тебе,— я крайне советую слегка прибраться здесь, уничтожить лишние следы нашего с тобой пребывания здесь и… Разбудить нашу спящую красавицу! Думаю, она даже ничего не заметит. Решайся, Дима! Твой М.».

— Сволочь! — крикнул похоронщик и скомкал лист бумаги, после чего спрятал его в карман джинсов.

Максим не оставил ему другого выхода. Конечно, он мог сдаться полиции и уповать на то, что его признают шизофреником, но тёмная сторона его личности могла просто залечь на дно и никак не проявляться. Бывали времена, когда он не объявлялся неделями, а то и месяцами. Дмитрию оставалось только сделать так, как было написано в бумажке.

Он надел перчатки, убрался в квартире, максимально возможно протёр все предметы, затем снова снял перчатки и вынул нож из шеи Ольги, бросив его в пакет к респиратору. Встал напротив убитой и смотрел в её остекленевшие глаза.

Дмитрий размял пальцы. Снова знакомое ощущение холода в сердце… С каждым шагом он приближался к покойнице. Холод в груди становился всё сильнее, уже обжигал сердце изнутри. Дима подошёл вплотную, одну руку положил на голову, другую — на грудь; туда, где было сердце. Оля даже не успела остыть. Дыхание молодого человека стало тяжёлым. Обжигающий холод пополз по его рукам. Мышцы сводило, Диме хотелось кричать. Когда холод прошёл через кончики пальцев, он не удержался и застонал.

* * *

Ольга очнулась. Её знобило. Она часто моргала глазами, так как они успели высохнуть. Дыхание были хриплым. Кто-то захлопнул входную дверь. Но это неважно. Она понимала, что с ней что-то случилось, но пока не могла понять, что именно…

ПХ. Глава 13

Владимир и Сергей стояли в очереди в кафе «Сербская кухня» на проспекте Энгельса недалеко от их домов. Хотя кафе и носило такое название, там также продавалась шаверма. Работали там граждане бывших советских республик. Сергей очень хотел поделиться с дедом и угостить его плескавицей. Когда до них дошла очередь, повар,— смуглый молодой невысокий мужчина тридцати с небольшим лет,— узнал юношу.

— Здарова, брат! — сказал он с акцентом уроженца Средней Азии.

— Привет, Анис,— ответил Сергей, и они пожали друг другу руки, затем он указал на Владимира: — Это мой дед — Владимир.

— Здравствуйте! — Анис постарался добавить в голос побольше почтения.

— Здравствуйте,— ответил детектив и пожал руку повару.

— Что будете сегодня? — спросил Анис.

— Давай две плескавицы. И ещё мы возьмём по пиву.

— Берите пиво, садитесь!

От кафе тут было только название. Фактически — это павильон для приготовления шавермы с четырьмя столиками для посетителей. Холодильник с пивом и лимонадами находился справа от раздачи еды.

Сергей рассчитался с Анисом банковской картой, и они с дедом сели за один из свободных столиков, Владимир бросил головной убор в угол диванчика.

— Что-то сегодня народа почти нет,— заметил детектив, поняв, что напротив них сидят двое водителей и едят шавермы.

— Будний день, да и рано ещё... Под вечер здесь иногда нет свободных мест.

— Смотрю, тут кроме плескавицы ещё шаурму делают.

— Шаверму, дедуль.

Владимир сначала хотел возразить, но вспомнил, что дочь ему когда-то говорила, что в Санкт-Петербурге говорят