Проходите, раздевайтесь - Людмила Станиславовна Потапчук

гребаной очереди к гребаному окулисту, который ничего у меня не найдет, потому что искать и нечего. И Калинка тут, и Огурцова тут, и этот чудик, вот они мне как на тарелочке поданы, а я все равно ничего не делаю.

А потом ее отец, Калинки, начинает выступать не хуже дочери.

Руслана. Папхен, фантазии и кукла

И тут, как выступ в стене, милый мой папхен. Вынырнул в эту бурлящую родительскую муть. Откашлялся себе в кулак. И человеческим языком говорит.

А что, говорит, мы тут, господа, сидим. Мы, говорит, например, на восемнадцать сорок записаны, а сейчас уже семь, поликлиника до восьми. Из кабинета педиатра вообще выходил кто-нибудь? Кто сейчас должен пойти – вы? Вы? А вы на сколько – на восемнадцать ноль-ноль? Ну и чего сидите? Зайдите уже, посмотрите, может, там и нет никого. Я имею в виду, из посетителей. Что – «вышли бы и позвали»? Я вас умоляю, кто бы вас позвал, зачем им это. Им бы только работать поменьше, деньги все равно капают, врач спит, служба идет. Сидит там какая-нибудь, с позволения сказать, пупочка в халате, пасьянсы на компе раскладывает, или чем там сейчас модно развлекаться в рабочее время. Знаете, угодно вам ждать – вы ждите, а я пойду и все узнаю. И если там нет пациентов, то мы первые и пойдем на прием. Да слышал я, что сейчас ваша очередь. Но вы почему-то сидите и молчите тут, пока рак на горе… что-то сделает. За вас. А я вам не рак, чтобы за вас что-то делать. У меня, знаете, дочь есть.

И все на него смотрят, а он все разоряется, но никуда при этом не идет.

И я ему: паап. Тихонечко.

А он обернулся, как гаркнет: «Что – пап? Я отсидел тут себе уже все!» Глаза бешеные.

Как будто это я его заставила все себе тут отсиживать.

Я вообще не могу, когда на меня орут, да еще и ни за что. Я отвернулась. И прямо уперлась глазами в Огурцову. Огурцова вроде как за Андроидом заняла, а сама отсела подальше. И я вижу – сидит она на своей лавке, пальцы в волосы запустила, шевелит ими, как будто на голове насекомых ищет. И на папхена смотрит с недоверчивым восхищением. Типа – слизняк слизняком, да еще и Калинкин папаша, а вон как орать умеет, ну надо же.

Тебе бы, думаю, такого папхена. Уж ты бы с ним спелась.

И пока я на Огурцову пялилась, пропустила момент, когда папхен в кабинет все-таки зашел. Как-то он это незаметно сделал, ни дверь не хлопнула, ничего. Просто я оборачиваюсь, а папхена нет. Андроид сидит, в телефон тыкается, мать его тут же, и все, кто в очереди был, тут как тут, а папхен исчез.

И, главное, из кабинета его трели не доносятся. Тишина. Видимо, там он присмирел внезапно. Увидел страшную врачиху, шаркнул ножкой, как мальчики из старых книжек, и принялся нижайше просить у ее превосходительства.

Я ждала, ждала, пока он выйдет. Достало. Встала, к двери подхожу. Та тетка, которая на восемнадцать ноль-ноль, аж расшипелась: вооот, теперь всеее будут без очереди ходить, совсееем обнаглели уже. Но с места при этом не двигается. Под ее шипение я дверь и открыла.

А за дверью ко мне спиной стоит папхен и своей спиной весь кабинет загораживает. И тишина, и ничего не происходит.

Я говорю: пап.

И громче: пап!

И ладошкой его за плечо потрогала, потому что он не реагировал.

А он чуть голову повернул: куда, говорит, кто тебя звал, за дверью подожди. А ну вышла отсюда по-быстрому!

Нет, нормально? И рявкает еще так, как будто я к нему в душ вломилась.

Ну, думаю, и пожалуйста. И вообще я домой пойду. Мне не сдался ни ваш факинг бассейн, ни ваша поликлиника, ни ваша очередь ненормальных, ни рявканье вот это на пустом месте.

Никуда я не пошла, конечно. Тем более что на улице холод, а номерки у папхена. И что мне, без куртки бежать? В одних бахилах? Села и стала сидеть.

Достала телефон, заткнула уши наушниками, сижу слушаю, и тут подходит Настырный. Стоит и смотрит.

Вот кому фамилия ну совсем не подходит. Огурцовой бы такую носить.

Стоит и молчит. Я сначала делала вид, что ничего не происходит, потом не выдержала, конечно, и наушники из ушей, и давай тоже на него смотреть.

Молчали, молчали, потом он говорит: привет.

Привет, говорю.

А ты, говорит, здесь зачем.

За справкой, говорю, а ты?

К окулисту, говорит, но мне туда не надо, это бабушкины фантазии.

А в моем случае, говорю, папенькины и маменькины фантазии.

И он: а если я тебе одну ссылку пришлю, ты не обидишься?

Откуда ж мне знать, говорю. Смотря какую ссылку. Ты присылай, а там посмотрим.

Окей, говорит. А куда?

И я хихикнула так неожиданно басовито, совсем как Огурцова. Ну куда, говорю (быстро говорю, чтобы он не зациклился на моем псевдоогурцовском хихиканье), давай в личку, ты же есть в каких-нибудь соцсетях? У меня страничка в этом, ВКонтакте, только я там Ягодка.Ру.

Он, бедненький, даже завис, как Андроид, секунд на несколько. Но быстро справился, молодец. Ага, говорит, вот почему я тебя не нашел. То есть я много кого, говорит, искал. Ну не очень много, но некоторых. На всякий случай, мало ли что. Я, говорит, тебе вот сейчас и вышлю, ой, что-то ты у меня не находишься.

И как-то так вышло, что вот он тычется, как цапля, в свой телефон, а я уже тоже стою и гляжу в его экран. Да ну, говорю, ну ты чего, не «Ягокда», а «Ягодка», делаешь из меня какую-то белибердень.

И опять как-то так вышло, что мы уже вдвоем стоим и ржем, как ненормальные, над этой Ягокдой, что вот мы уже идем по коридору и опять ржем над еще какой-то ерундой и что мы вообще ушли в другое крыло второго поликлиничного этажа. Не знаю, как так получилось, оно само, честное слово.

Знаешь, говорю, сейчас было очень классно, но давай вернемся, что ли, а то папхен выскочит, а я пропала. А вдруг надо срочно в кабинет идти к врачу, а я тут торчу.

Врачу – торчу, говорит, о,