Хаос на пороге - Хью Хауи

Я молча просидела весь вечер, глядя на снимки участков неба. Исключала из рассмотрения известные звезды, всматривалась в неясные отблески, слишком смутные, чтобы представлять реальный интерес. Наконец мои глаза устали, и я смирилась с тем, что и сама неспособна сделать хоть что-то, представляющее интерес. Во всяком случае, сегодня вечером.

Через два дня я попробовала снова, с тем же результатом. Я не сдавалась и продолжала попытки, как только выдавалась свободная минутка. Уоррен явно считал мои занятия напрасной тратой времени, хотя и удержался от того, чтобы объявить об этом вслух. Зато сказал, что на недвижимость сейчас большой спрос и ему не помешал бы еще один агент. Пообещал, что гарантирует – я буду зарабатывать гораздо больше моего нынешнего преподавательского жалованья. Упомянул исследование о том, что работать по вечерам вредно для мозга. И оставил на столике журнал, раскрытый на статье, утверждающей – совместное времяпровождение благотворно сказывается на супружеских отношениях.

Прошло шесть месяцев, и в один из вечеров цифры вдруг сошлись, и стало ясно – я нашла, что искала. Объект на внутренней границе пояса Койпера сошел с орбиты – вероятно, под влиянием Нептуна – и двинулся в сторону Солнца. Согласно спектрограмме, до него было пять миллиардов километров.

Наконец-то!

Когда я вышла из кабинета, Уоррен смотрел запись хоккейного матча, а Лиз была на кухне.

– Уже закончила? – удивился он. – Что-то ты рано сегодня.

Я небрежно посмотрела на часы.

– Действительно, рановато.

– А что это ты такая довольная? – Уоррен поставил игру на паузу. – Неужели что-то нашла?

Ему даже не потребовалось ответа.

– Поздравляю! И большая она?

– Около двадцати пяти километров в диаметре.

– Звучит внушительно. И когда ее станет видно невооруженным глазом?

– Дорогой, я не знаю, будет ли ее видно вообще. Надо будет все пересчитать как следует, но пока что получается, что до Земли ей еще около двадцати лет.

– То есть, нам с тобой будет за пятьдесят?

– Даже не верится, правда?

– Я всегда знал, что моя жена – очень дальновидная женщина, – заговорщически улыбнулся Уоррен.

Когда о комете сообщили в новостях, я сделалась местной знаменитостью, заодно устроив неплохую рекламу университету. К нам зачастили репортеры, я несколько раз выступала по телевидению, включая даже одну передачу на канале «Наука». Я просто-напросто купалась в лучах славы.

Мои данные были опубликованы и подтверждены независимыми исследователями. Том вызвал меня к себе в кабинет.

– Не ожидал услышать твое имя в связи с кометой.

– Это что-то вроде хобби.

– Надеюсь, на твои исследования оно не повлияло?

– Что вы! Я бы такого никогда себе не позволила. Просто занималась кое-чем в свободное время.

– Ну и ладно. Имеешь право, – Том поднял взгляд на лозунг, который, как он сам утверждал, целиком определял его жизнь.

«Живи нынешним днем. Нам отпущено не так уж много».

Забранный в рамку лозунг висел на стене рядом с фотографией самого Тома в обществе губернатора. На самом-то деле я мало знала людей, способных настолько целиком сосредоточиться на поставленной задаче, начисто забыв об отдыхе.

– Ты ведь знаешь, что право выбора имени кометы – за тобой?

Я постаралась не выдать себя улыбкой.

– Впервые слышу.

– Ну, тебе есть смысл об этом задуматься.

Разумеется, я все давно решила, но сказать об этом вслух было все равно что расписаться в нарциссизме. К счастью, я знала Эйкинса не первый год и могла надеяться, что он не откажется прийти на помощь.

– Скажите, Том, а если бы это вы открыли что-то такое, как бы вы поступили?

– Есть определенная традиция, согласно ей это должна быть «комета Гибсон».

– Звучит терпимо.

Больше всех кометой Гибсон гордилась Лиз. Вот только еле заметное пятнышко на экране компьютера ее явно разочаровало.

– Я думала, кометы – они яркие. А где хвост?

– Хвост появится, только когда она приблизится к Солнцу.

– И когда это будет?

– Не скоро, – вздохнула я.

Уоррен тоже был за меня рад, и где-то через месяц жизнь вернулась в привычную колею. Однажды вечером, когда мы смотрели телевизор – повторяли старого «Сайнфелда», – раздался телефонный звонок. Звонившая представилась астрономом из обсерватории Мауна Кеа на Гавайях.

– Мариам, происходит что-то странное.

Я понятия не имела, с чего она вдруг решила позвонить именно мне.

– В чем дело?

– На подходе еще две кометы. С того же направления, что и ваша. Я могу переслать данные наблюдений.

Новость была не из лучших – только конкурентов моей комете и не хватало. Однако, встретив Тома в университете на следующее утро, я поделилась с ним. Оказалось, что Том уже в курсе.

– Там что-то творится, – обеспокоенно заметил он.

У местной телекомпании случилось затишье с новостями, и меня пригласили для интервью. Передачу вела Джуди Блэк, которая обычно специализируется на бодрых, воодушевляющих репортажах.

– Доктор Гибсон, – спросила она, – бывало ли раньше, чтобы на небе одновременно появлялись три кометы?

– Начнем с того, что кометы еще далеко, – возразила я, – так что говорить об их появлении на небе несколько преждевременно. Хотя ситуация действительно необычная.

– Вы можете объяснить нам, чем она вызвана?

– Понимаете, Джуди, очевидно, имеет место некая гравитационная аномалия. Мы все еще пытаемся установить ее причину.

Джуди удивленно подняла брови.

– И какие же причины возможны?

– По большому счету, самые разные. Например, одна из крупных планет может сблизиться с поясом Койпера. Ее тяготение выдергивает кометы из пояса, и они начинают двигаться в нашу сторону.

– И сейчас происходит именно это?

– Нет, в том направлении сейчас нет ни одной планеты.

– Тогда в чем же дело?

– Мы пытаемся установить причину, Джуди.

После интервью я поехала в университет, и в этот момент позвонил Том:

– Можешь ко мне зайти?

– Разумеется, – ответила я. – Когда именно?

– А ты скоро будешь в университете?

– У меня лекция через сорок минут. Я зайду после лекции.

– Арти Томпсон тебя подменит. Зайди немедленно, как только вернешься в университет.

Когда я вошла, Том, сидя за столом, беседовал с худым седовласым незнакомцем, занимавшим одно из двух кресел. Улыбка на лице Тома, когда он со мной здоровался, больше напоминала болезненную гримасу.