Варни вампир - Томас Прест

Лучи заката постепенно угасли. Все погружалось в темноту. Поднялся тихий ветерок, который пробежал по осыпям стен и каменным плитам, зашевелив высокую траву. Внезапно тишину взломал чудовищный крик отчаяния. Такой мучительный стон мог исходить лишь из уст пленника, заточенного на безвременный срок в подземной тюремной камере.

Да, это был скорее стон, чем крик. Он походил на жалобу души, когда человек, обреченный на лютую пытку, не имеет времени на то, чтобы призвать отвагу, и исторгает звук, который невозможно повторить.

Несколько напуганных птиц взлетели в ночное небо и с шумом унеслись в темноту, чтобы найти покой в ближайшей роще. Сова, скрывавшаяся в камнях упавшей колокольни, заголосила диким смехом, и сонные летучие мыши заметались между стен, словно маленькие черные ядра.

Затем все снова успокоилось. Безмолвие вернуло свою власть, и будь тут смертный человек, он усомнился бы в реальности внезапного крика и приписал его игре воображения.

А человек здесь был. Из темного угла руин, окутанного глубочайшим мраком, появилась высокая фигура. Она двигалась медленной и размеренной поступью. Просторный плащ с капюшоном придавал ей вид монаха, и этого мужчину можно было принять за призрак того, кто обитал в монастыре века назад.

Незнакомец прошел по каменным плитам трапезной и остановился у окна. Теперь, после прежнего многоцветия, оно казалось невзрачным и темным. Постояв минут десять, человек что-то заметил. За окном промелькнула черная тень, похожая на человеческую фигуру. Высокий незнакомец быстро зашагал к боковой галерее. Через минуту к нему присоединился другой человек — тот, кто недавно проскользнул мимо оконного проема.

Они обменялись приветствиями и направились к центру трапезной, где какое-то время вели оживленную беседу. Судя по жестам, разговор волновал их обоих. Однако отношение к беседе было разным, и они порою спорили друг с другом.

К тому времени солнце ушло за горизонт. Сумерки начали темнеть. В воздухе появилась ночная сырость. Двое мужчин постепенно пришли к согласию. Несмотря на существенные разногласия, они, похоже, о чем-то договорились. В определенный момент их жесты еще больше оживились, и они медленно двинулись к темному углу, откуда появился высокий незнакомец.

А вот перед нами тюремная камера. Сырая и полная вредных испарений, она находилась глубоко под землей. Очевидно, при ее сооружении землекопы вскрыли небольшой источник. Весь пол был покрыт слоем воды. С каменного свода сочилась влага, и капли падали вниз с пугающе звонкими всплесками.

В одном конце сводчатого потолка — так высоко, что дотянуться было практически невозможно — находилось небольшое отверстие, закрытое железной решеткой. В нем виднелся кусочек звездного неба. В другом углу темницы на каменном ложе и куче свежей соломы, недавно принесенной в это место, лежал горемыка-пленник. Скорее всего, именно он и издал тот крик ужаса и скорби, который нарушил тишину монастырских развалин.

Мужчина лежал на спине. Его голова была грубо перебинтована, и на грязной материи виднелись многочисленные пятна крови. Их вид свидетельствовал о том, что он получил свои ранения совсем недавно в какой-то ожесточенной схватке. Его открытые глаза затуманила пелена бессознательности. Случайно или намеренно они были зафиксированы на маленьком отверстии в потолке, которая выводило во внешний мир.

Какая изощренная пытка! Находясь в ужасной темнице, заключенный мог видеть голубое небо. Он мог следить за движением белых облаков — за их неограниченной свободой, на которую у него не осталось никакой надежды. До него доносилось пение птиц. Увы, увы! Печальные напоминания о жизни, радости и воле.

Теперь в отверстие смотрела ночь. Да и пленник ничего не видел и не слышал. Но, чу! — раздался звук шагов. Последовал скрип двери, и луч света озарил темницу. Перед заключенным возникла высокая фигура таинственного незнакомца. За ним вошел другой; человек. Он нес в руках письменные принадлежности. Остановившись у каменного ложа, мужчины грубо приподняли раненого узника и предложили ему взять перо.

Однако глаза заключенного по-прежнему не выражали ни единой мысли. Напрасно мучители пытались вложить в его пальцы перо и подставляли ему на подпись документ, написанный на пергаментной бумаге. Напрасно они трясли его и наносили пощечины. Узник находился в бессознательном состоянии и не мог сделать, что от него требовали. Перо выпадало из окоченевших пальцев, и когда мужчины перестали поддерживать его торс, он с тяжелым вздохом упал на жалкую подстилку из соломы.

Двое мужчин обменялись молчаливыми взглядами. Тот, что был поменьше, повернулся к пленнику и с ненавистью, ужасной для слуха, произнес:

— Проклятие!

Ответом другого был смех. Высокий мужчина поднял светильник с каменного ложа и велел напарнику покинуть камеру. Тот едва сдерживал злость. Нервно и суетливо, он скатал пергамент в трубку и спрятал его в нагрудном кармане плаща. Затем, одарив узника испепеляющим взглядом, этот человек сердито выругался и направился к двери.

Уже на пороге высокий незнакомец остановился, подумал минуту и, передав светильник компаньону, вернулся к ложу пленника. Он вытащил из кармана небольшой флакон, приподнял голову раненого мужчины, а затем влил несколько капель в его рот и заставил проглотить эту жидкость. Второй мужчина лишь безмолвно пожал плечами. Чуть позже они покинули темницу и заперли массивную дверь.

К тому времени ветер утих, а сумерки сгустились до абсолютной темноты. Луна еще не успела взойти, и руины были покрыты мраком. Это место казалось сонным царством тишины и покоя. Ну кто бы мог подумать, что под слоем земли, под этими древними и рассыпавшимися стенами был заточен какой-то человек?

Время покажет, кто лежал в той темнице на каменном ложе и что это за люди навещали его в такой таинственной манере. Пока же нам ясно одно — они добивались от узника подписи на документе, который казался им очень важным. И более всего был раздосадован второй мужчина.