Книга домыслов - Эрика Свайлер

Шарлотт заволокло густым дымом: горели мох и валежник. Хотя по слухам город быстро развивался и процветал, на поверку оказалось, что Шарлотт не очень отличается от большой деревни. Он стоял на пересечении двух дорог – Трайонской и Трейдской. Как раз на перекрестке было возведено величественное здание суда с восемью кирпичными колоннами вдоль фасада, вздымавшимися на добрых десять футов. Перед зданием суда шумел рынок, огороженный невысокой каменной стеной. Люди здесь отличались упрямством и стойкостью. Они пережили войну и ничего не забыли.

Пибоди называл таких людей мужланами. Надеясь попасть в многонациональный город с развитой промышленностью, он был очень разочарован неказистостью и малыми размерами Шарлотта.

– Мне сказали, что здесь находится сердце местной промышленности. Самые светлые умы Юга родились в Шарлотте. Так мне сказали. И вот мы здесь, а перед нами – тихое болото. Попомни меня, Амос: если поверишь россказням завсегдатаев таверн Нью-Касла, ни к чему хорошему это не приведет. Надо было направляться прямиком в Чарльстон, а здесь только время зря потеряем.

Раздосадованный, Пибоди стукнул затянутой в кожаную перчатку рукой по стене фургона.

Утром у костра он сказал членам труппы следующее:

– Сделаем все от нас зависящее. Культура – это целительный бальзам для души. А рядом, друзья мои, – поглаживая себя по бортам камзола, произнес он, – находится город, который обделен культурой, носителями коей мы являемся.

Пибоди решил, что Амос и Эвангелина станут символами прогресса и просвещения.

– Вы есть свет мира, дети мои. Уверен, что, ежели кто-то из вас и допустит досадный промах, никто в городе этого не заметит.

Преследуемые воспоминаниями о дохлой рыбе, Амос и Эвангелина предпочли бы остаться в фургоне, а не перебираться в город, но Пибоди не хотел слушать никаких возражений. Месье и мадам Ферез поселятся в таверне, владельцами которой были капитан Кук (вероятнее всего, самозванец) и его супруга. Они должны садиться за стол разодетыми в пух и прах и вести себя так, как приличествует, по мнению Пибоди, самым утонченным особам. Его затея удалась. В шляпных магазинчиках, у портных и в таверне – где бы ни появлялись супруги Ферез, они вызывали живейший интерес. В конце дня, когда Амос и Эвангелина наконец уединились в своем номере в таверне Кука, они впервые смогли вздохнуть с величайшим облегчением.

Капитан и миссис Кук отправились в Чарльстон, поручив таверну заботам Луизы Тигхе, ее сына и вечно куда-то спешащей посудомойки. Миссис Тигхе уж слишком часто стучала в их дверь, а ее сын ходил за Амосом по пятам, поскольку никогда прежде не встречал мужчину с такой прической.

– Мы обеспечим вам самый лучший уход, сэр, – заверила его миссис Тигхе, поправляя складки на накрахмаленном красном переднике. – В вашем номере когда-то останавливался сам Вашингтон. Ему здесь так понравилось, что он подарил нам свою пудру для париков. Если вам понадобится пудра, мы окажем вам честь, предоставив возможность попользоваться пудрой великого человека.

Вообще-то Амос считал, что не пристало чистоплотному человеку пользоваться чужой пудрой, но Эвангелина, покраснев, поблагодарила миссис Тигхе, прежде чем захлопнуть дверь перед ее носом. Амос растер Эвангелине спину, унимая боль, после чего они принялись укладывать волосы. Наконец они улеглись на кровать, измученные навязчивой любезностью жителей городка – любезностью, вызывавшей недоумение, учитывая состав населения Шарлотта. Эвангелина быстро заснула, но Амос долго лежал без сна. Он, приложив голову к ее животу, слушал.