Амулет мертвеца - Константин Чиганов

— Нет, не чувствовала, — сказала Даша кротко, — куда уж мне… слушай (та с надеждой обратила к ней дивные оленьи очи) Данил, мой… парень, он с ним давно дружит, уж постарается его найти. Никуда не денется. Мальчишки народ такой, ускакал куда-то и про связь забыл. Ты, главное, без паники. Пока поезжай… в гостиницу? (та кивнула) Выпей в баре стакан очень хорошего коньяку и отдохни. К вечеру мы тебе его доставим в лучшем виде. Упакованным и перевязанным ленточкой. Договорились? Только свой номер мне оставь.

Даша вынула телефон и увидела чье-то сообщение… опаньки, номер Карины. Записала сказанные прерывающимся голосом цифры, хотела в поле «имя» после «Эльвира» добавить «повелительница тьмы». Не стала. Девушка поднялась, и вдруг стиснула ее ладонь горячей ручкой.

Ушла, видимо успокоенная. Ну, ящер, если вздумал обидеть такого ребенка…

Сообщение краткое — «В сером пуховике ждет у входа». Конспираторы хвостатые. Ладно. Даша накинула любимую золотую куртку, подарок Майи, на лиловый брючный костюм, и открыла тяжелую застекленную створку.

Человек был.

Не Карина и не Андрей. Морщинистый, азиатского вида старичок, ниже Даши на две головы, давно нестиранный пуховик туальденорового цвета до колен, безразмерные теплые штаны и то ли валенки, то ли чуни с калошами. Вот это прислала красавица-лиса?

Старичок смутно напомнил ей доброго знакомого, когда снял странную бурую полукепку-полушапку с редким серым мехом сосульками. «На рыбьем меху», говорила бабушка.

— Вы ведь Дария-сама?[89] — надтреснутым высоким голосом спросил он, кланяясь поясно и молитвенно складывая сухие желтые руки с шапокляком.

— Ну да, сама и есть, здравствуйте.

— И вам здравствовать тысячу лет, прекраснейшая. Я с маленьким-маленьким делом. Вы интересовались одной девушкой, той, кто совершила огненное дзигай[90]. Вот, я увидел ее в вашем большом магазине, очень большом, на перекрестке, «светлая…»

— «Солнечная площадь»? — у Даши похолодело в животе. Там толпы народу сейчас, новогодние распродажи и подобная муть.

— Точно! Она сидела на втором этаже, в большом холле, где много кисатэн. Кафе. Если поспешите, застанете ее.

— Уверены она?

— Госпожа Цан-сама дала нам полнейший портрет… и еще одна примета.

— Да?

— Она пахнет огнем и пеплом.

— Скажите госпоже Цан… — Даша помедлила, да, я безоружна… не тащить же через охранников тазер, только как способ самоубийства, один идиот с пистолетом уже хотел ее убить. Именно. Безоружна и кругом люди, свидетели… можно попробовать узнать, чего она, дьявол ей папаша, хочет. — Скажите, я еду туда, узнать больше. Пусть оповестит всех… на всякий случай.

— Будет исполнено, Дария-сама, — дедок закивал и как-то по-звериному скривился, показав мелкие желтоватые… клыки, не иначе. — Очень отважно, очень. Гомэн кудасай[91], но я с вами не пойду… хотя желаю успехов от всей моей бедной хары. Сочиню хокку о вашем подвиге.

Он согнулся, из-под пуховика (Даша замигала) махнула пушистая тень, словно бы третья нога… и небольшая, похожая на енота, но буровато-бусая, без полосатого хвоста и черной бандитской маски, зверушка метнулась в ближайший палисадник. Да чтоб вас, нечисть.

Она уже заводила свой «Миник», звоня звуковику:

— Миша, это Дарья. Прости, сверхважное дело, убегу… на час-два. Ты своди то что уже понаписали, все равно у меня теперь голос гиены в климаксе. Ну извини, правда. Коньяк с меня за вредность.

Если будет кому тот коньяк купить, подумала она как-то посторонне, неглубоко. Ехать тут недалеко, несколько кварталов… и пробок сейчас нет.

На просторной парковке места было полно. Даша остановила «Миника» у столба освещения, как привыкла, чтобы не искать. Погладила глаз-фару на прощанье и быстро зашагала ко входу. Мигая от почти весеннего солнца.

У облицованных искусственным светлым мрамором стен остановилась на минуту, достала телефон… нет, только сообщением. Сейчас голоса не надо. Набрала и отправила Данилу «На втором этаже «Солнечной площади» в холле видели огненную суку, я туда». Вот так. Не хватало, чтоб он и его команда мертвецов явились первыми… и устроили данс-макабр. А так, может, и обойдется. Ну, давай, Дашка. Прорываемся.

Она прошла по первому этажу, мимо уже традиционного новогоднего вертепа с громадными куклами, в этот раз, кажется, три бурых медведя, один белый, и какой-то слонопотам с лиловыми ушами, и пингвины… какие, Туунбаку вас в зубы, пингвины вперемешку с белыми медведями?

Народу достаточно, мамаши тащат ярко одетых детей, ругается, судя по жестам, молодая пара.

Эскалатор на второй, там большой холл с пластмассовыми голубыми и бежевыми столиками, с ресторанчиками на все вкусы, от белорусской бульбенной кухни, через обязательные шашлыки и пиццу, суши и роллы, и до корейской. Они приходили сюда с Данилом пообъедаться… ох, он и злится, лишь бы не разбился… снова, пока сюда несется. Прости, любимый, так получилось.

Она (уже и не она) сидела за столиком и выглядела именно как на фото. Черноволосая, довольно коротко стриженая худенькая девчонка в черной куртке-хламиде и джинсах, боты-гриндерсы, современная, слегка готичная дева.

Даша подошла ближе…встретила ее взгляд. И в темных глазах под красивыми бровями нечто. Осевшее инеем где-то под сердцем… и отдавшееся слабостью в ногах.

Лже-Серафима вдруг кивнула ей свойски, поманила тонким пальчиком с угольно-черным ногтем, как давнюю подругу. Даша отодвинула легкий вогнутый голубенький стул и села.

Несколько секунд молчания.

— Ты та самая живая, — констатировала самоубийца, — интересно. Со мной можно попросту, на «ты», хотя нас много.

Ее голос чуточку плыл, словно звук старой пластинки, в нем перекатывались рокочущие нотки… будто и правда одновременно говорили несколько.

— Зачем так со священником? — спросила Даша почти спокойно.

— Старый, хворый, ты ведь не знала про его рак?

— Нет, — понятия не имела.

— Умирать долго и муторно, в дерьме и вони, или хоп (она щелкнула пальчиками) и мученик, от лап демона, лишняя гарантия. Благодеяние.

— То есть ты его так послала в рай?

— Уж послала, так послала. Нет, наше племя про вами выдуманный рай спрашивать не надо. Разбирайтесь там сами. Когда умрете. Мы-то, на свою беду, бессмертны.

— А те двое? Он хотел с тобой поговорить, только-то.

— Виноват второй. Не ведись с идиотом, палящим в гостях. Мы обиделись и… спалили. Обоих.

Теперь она улыбалась, как молоденькие девушки не улыбаются, ядовито, понимающе и устало.

— Потом, кстати, сожалели. Наших детей и так мало, ну попался глупый, подружился с уличным злобным пащенком. Да, Даша, ты умница, без тебя мозаика не сложилась бы, но друзья твои и мужчина — наше произведение. И получилось, кажется, недурно, тебе ведь он нравится?

Даша не знала, что ответить. Хотя.

— Серафима, если скажешь, где похоронила Бушку, мы бы