DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

Те самые «жемчужины»… Содрогаюсь от отвращения.

Что-то еще виднеется в глубинах пещеры, плохо различимое в завихрениях пара. Обхожу мертвое чудовище, внимательно глядя под ноги, пробираюсь вдоль слабо светящейся стенки. И нахожу.

Три резервуара, три могильные ямы, доверху залитые полупрозрачной жижей, расположены в ряд у самого края пещеры. В жиже, словно насекомые в янтаре, плавают дети.

Светловолосый мальчишка лет восьми в истлевающих остатках цветастого костюмчика.

Темненький подросток, чуть постарше, в одних шортах на голое тело.

Совсем маленькая девочка с ангельским личиком, в почти целом голубом платье.

В памяти лопается еще одно зеркало. Разблокирован последний недостающий кусочек.

Я вижу темные гаражи, исписанные граффити, красноватый свет стоп-сигналов, жадного до наживы бородатого мужчину. Чувствую горелый запах выхлопа. Я обдолбан, и встреча скоро сотрется из моей памяти… Но не до конца.

Бородач открывает багажник и передает мне связанную девочку. Моя голова, будто сама собой, кивает: годится.

Родители останутся довольны.

Круг замкнется.

Зараженные паразитами малыши будут спать в питательной смеси, медленно срастаясь с чужеродными организмами. Будут спать долгие годы, словно куколки, созревая, превращаясь в будущих охотников. Наверное, кто-то из них не выживет. Но одному, лучшему, избранному, суждено будет проснуться. Выпить мою память, стать следующим в длинной цепочке…

Я опускаюсь на колени и погружаю руки в жижу. Если мне когда-нибудь удастся загладить вину, искупить причиненное зло, я попробую начать с этих троих.

Увы, но оба мальчишки уже мертвы. Я понимаю это, едва касаясь их твердых, одеревеневших тел. Все равно вынимаю их из жижи, бережно укладываю рядом. Если не присматриваться, они как будто спят.

С девочкой приходится повозиться. Она живая, я слышу, как медленно, но совершенно отчетливо бьется сердце. Между пухлых губок торчит кончик черного хоботка. Хватаюсь за него пальцами, тяну, радуясь, что ребенок в глубоком сне, и с большим трудом выпрастываю сопротивляющегося паразита – свежего, еще не успевшего прирасти. Тварь опутывает щупальцами мое запястье, но я отцепляю ее и с размаху размазываю об пол. А потом вгоняю в шевелящуюся массу лезвие топора.

Снизу доносится слабый кашель. Поворачиваюсь и вижу, что крошка очнулась.

У нее потрясающе красивые голубые глаза.

8

Фильм показывают голливудский, глупый до ужаса. Это очередной боевик. Меня тошнит от подобного шлака, но я упорно продолжаю ходить в кино. Потому что твердо знаю: кинотеатр – лучшее место для охоты.

Сижу на верхнем ряду, в своем привычном кресле, осматривая полупустой зал. Скорее всего, вечер снова пройдет понапрасну, но я научился терпению и приду снова, если понадобится. Я хожу во все кинотеатры по очереди, как в былые времена.

Бородатый мужчина привез солидную сумму за пакет черных жемчужин. Такую большую, что хватит надолго, даже если ходить на три сеанса каждый вечер. Он даже не удивился, почему было изменено место привычного рандеву и зачем встречаться на берегу озера ночью. Наверное, получал с этих камушков очень большой навар… Теперь это стало не важно. Думаю, рыбы уже обглодали его лицо. Туда ему и дорога.

В центре зала разместилась компания гогочущих подростков. Кто бы знал, что там у них на уме, но надеюсь, что только хорошее и светлое. Я сыт ужасами и драмой по горло.

Порой не нужно никакого морока, чтобы определить чье-то настроение, а в кинотеатре все, как правило, довольны и веселы. Загруженный проблемами, опечаленный человек вряд ли пойдет в кино, верно?

В седьмом ряду расположилась парочка. Она – эффектная блондинка с голыми плечами, покрытыми татуировками, он – пышущий здоровьем атлет. Не нужно особых навыков, чтобы прочесть: у ребят все здорово, а будет еще лучше.

Если только кто-нибудь не подкрадется сзади, чтобы выпить все лучшее без остатка. Но я здесь, чтобы постараться этого не допустить.

Меня уже тошнит от глупых боевиков, скучной современной фантастики и дешевых ужастиков, но я все равно буду возвращаться снова и снова. И рано или поздно в одном из кинотеатров мне попадется тощий черноволосый подросток, охотящийся на моей бывшей территории.

Мысли о той встрече преследуют меня неотступно. Если есть второй охотник, значит, где-то в городе скрыто еще одно логово…

Если есть второй охотник, значит, вполне может быть и третий. И четвертый…

Я внимательно слежу за всеми, кто ходит по темному залу во время сеанса. Кто встает, пересаживается, у кого нет компании. Чей бледный вид говорит о дефиците солнечного света и недоедании.

Я уверен, что однажды мне попадется еще один охотник, жаждущий высосать чью-то лучшую жизнь.

И на этот раз ему не удастся от меня уйти.

Бес № 10

Парфенов М. С

Скуф, скам и бутор

Всякая замужняя женщина за сорок счастлива по-своему, но все одинокие несчастливы одинаково. Одинаково одиноково.

Ларисе Кузьминишне Захарчук сравнялось уж полвека, и последние лет шесть-семь она старалась гнать такие вот невеселые, «одиноковые» мысли куда подальше. Но те все равно возвращались едва ли не каждый вечер, с наступлением сумерек. Стучали в двери беспокойного разума, толклись кучкой незваных досужливых гостей под сердцем. Чаще всего гости эти нехорошие нахаживали по душеньку Ларисы Кузьминишны в зимнее время, а особливо много их случалось поздней осенью и ранней зимой, в тот неопределенный, неясный период, называемый межсезоньем, когда и теплого солнца уже не хватает, и чистого белого снега пока не случилось, одни только серость, сырость и пустота повсюду.

Вот и сейчас промозглая мгла уже изрядно подъела пейзаж за окнами, а в читальной зале загустились, словно вызревая во что-то, тени. В библиотеке было студено. Отопление до сих пор не включили – авария в котельной, как водится. Шерстяные колготы и кофта грели плохо, спасаться приходилось пакетированным чаем. Классическим библиотечным чайком, получается, а уже само это слово – классика – дарило ощущение какого-то усадебного толстовского уюта и делало атмосферу чуточку теплее.

Лариса отодрала примерзший взгляд от прошлогоднего «Старшего библиотекаря», распахнутого на странице с кроссвордом. Поправила очки, пытаясь рассмотреть циферблат на дальней стене. Стойку заведующей отделяли от часов четыре ровных ряда по шесть столов и по двенадцать стульев в каждом.

И только два места были заняты. По левую руку ковырялась в смартфоне, отложив стопку книг и журналов на край столешницы, юная дева с коротко стриженными фиолетовыми волосами. Точнее, в сумерках тонкие жиденькие ее волосенки казались пурпурными, почти бордовыми, и лишь благодаря мерцающему экрану мобилки становился различим «настоящий»