«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

кювет. Я сразу стал молиться: «Господи, помоги! Укрепи ребят! Святой княже Александр Невский, помоги! Пресвятая Богородица, защити!». Огляделись: оказалось, что «уазик» выведен из строя, он ехать не может. И тут можно с уверенностью говорить о чуде Божием: боевики сделали по «уазику» и «газели» три выстрела из гранатомета (потом эти три пустых тубуса от гранатометов РПГ-26 нашли в кустах), но все три гранаты, хотя боевики стреляли с пятидесяти метров, прошли мимо!.. Если бы эти гранаты попали точно в «уазик» или «газель», то в живых там бы вряд ли кто-то остался.

Когда мы выкатились из машины в кювет, мне запомнилось внутреннее ощущение нереальности происходящего. Свистят пули, с резким звуком попадают в борта «газели»… Но страха почему-то у меня не было. Я еще успел в самом начале бойцам сказать: «Ребята, Господь с нами! Надо отбиваться». И я, думаю, Господь нас укрепил. Стрелять почти мгновенно начали абсолютно все. Причем цель они видели. Ведь до боевиков было всего метров восемьдесят. И еще мы «духов» хорошо слышали – они очень громко орали: «Аллах акбар!».

Потом бойцы долго вспоминали, что с самого начал боя я запрещал им ругаться матом. Причем костерил я их за это очень громко и непрерывно: «Не материтесь, не попадете никуда!». Мне как священнику стрелять нельзя. Поэтому я собрал пустые магазины и набивал их патронами.

Я думаю, что план у боевиков был такой: тремя выстрелами из гранатометов они останавливают машины, а выстрелом снайпера из крупнокалиберной винтовки убивают командира. (Входное отверстие от пули калибра 12,7 мм на обшивке газели было как раз напротив командирского места, где сидел я. Мне повезло: эта пуля оставила в металле брони «газели» глубокую выемку и дала трещины с внутренней стороны). После этого боевики обстреливают подбитые машины и идут добивать оставшихся. Но, во-первых, гранаты пролетели мимо. Пуля калибра 12,7 [мм] броню газели не пробила. В результате практически все успели выскочить из машин, заняли оборону и открыли ответный огонь. Короче говоря, засада у бандитов не удалась.

По опыту не всегда подобные засады заканчивались так, как у нас. После нас подразделение местной милиции попало в примерно такую же ситуацию. Граната влетела внутрь машины и разорвалась. В результате уже в первые минуты боя погибли восемь человек. Но мы помолились перед выездом, молились и во время боя. Поэтому все пошло совсем по-другому: у боевиков не получилась ни одна задумка. Это и есть проявление Божьего благословения на то дело, которое мы делаем. Я сам видел, как достойно в бою повели себя наши молодые солдаты и офицеры. Не было ни одного, кто бы не справился с собой, растерялся или струсил. Воевали все до единого. И это при том, что для всех это был первый бой. Лично я считаю, что мы одержали главную моральную победу над врагами тем, что им не удалось сорвать наши планы.

И вот что интересно: почти сразу после боя все иконки и крестики православные, которые у нас были с собой, бойцы разобрали буквально за считанные минуты. То есть остановить нас и не дать сделать то, что мы должны были сделать, врагу не удалось. Это главный итог. Во время самого боя я, как это ни странно звучит, ощутил состояние мира в душе. Не было никакого борения, никаких терзаний душевных, а присутствовала уверенность, что с Божией помощью мы обязательно отобьемся. И еще у меня было твердое ощущение, что я делаю именно то, что я обязательно должен сделать. Все мы должны пойти за Христом и жить по правде Христовой. И если мы будем жить именно так, то сколько бы врагов против нас ни ополчились, и как бы сильны они ни были, мы обязательно выстоим. Выстоим, потому что не в силе Бог, а в правде.

(Из смерти в жизнь, т. 1, с. 313–322)

Заключение

Как можно убедиться из материалов, приведенных в хрестоматии, православие успешно решало задачи подготовки души воина к исполнению ратного долга и сплочения российского общества перед лицом военной угрозы вплоть до начала ХХ века. Духовный кризис, поразивший в этот период сначала образованное общество, а затем и широкие народные массы, был следствием постепенной подмены на протяжении почти двух предшествующих столетий религиозных ценностей идеями гуманизма, которые при всей своей внешней привлекательности оказались бессильны оправдать все более тяжелые жертвы, которые армия и народ вынуждены были приносить на алтарь отечества. К тому же гуманистические ценности были слишком идеальными, не имеющими связи с практической моралью масс.

Кризис гуманизма после трех лет разрушительной и кровопролитной войны вылился в 1917 г. в полное, казалось, торжество социальных ценностей грубого материализма, укладывавшихся в известный большевистский лозунг «грабь награбленное». Следует признать, что соблазн построения земного царства справедливости на четверть века трагически разделил страну на два непримиримых лагеря, когда зыбкий и призрачный социальный мир поддерживался, по существу, только жесточайшим страхом перманентных репрессий.

Но этот «малый» страх закономерно спасовал перед «большим» страхом, внушенным отлично организованной, вооруженной и вымуштрованной гитлеровской армадой, ибо смерть, которую она несла, была, во-первых, зримой и массовой, а во-вторых, неотвратимой. Смерть теперь не приходила незаметно за отдельными «врагами народа» под покровом ночи, и от нее невозможно было спастись социальной мимикрией, доведенной в советском обществе до такой степени совершенства, что даже сами вожди обманывались порой насчет его единства.

Страх есть оружие диавола, который изгоняется, по слову Спасителя, только молитвой и постом. Потребовалась сугубая молитва Церкви и всеобщий голодный пост народа, вопиявшего в бесчисленных осиротевших деревнях, в холодных ленинградских храмах, чтобы этот страх, по милосердию Божию, стал понемногу избываться вместе с грехом богоотступничества.

Естественную «жажду жизни», заключенную в социальном инстинкте самосохранения, необходимо было подкрепить, придать войне характер подвига не во имя защиты только завоеваний социализма (как показали первые месяцы войны, это вызывало энтузиазм далеко не у всех советских граждан), но и за то, что веками составляло основу национально-государственной идентичности этноса. В этих условиях патриотическая, по своему содержанию религиозная, идея заменила в народном сознании жертву Богочеловека за народ жертвой народом за Человека, за его душу и личность. Эта жертва оказалась способной до определенной степени консолидировать общество, что обеспечило преодоление страха перед личной смертью и, в конечном счете, победу над страшным врагом. Совершенно естественно, что традиционные религии в этих условиях оказались для советского государства ценными союзниками в деле подготовки сознания населения к необходимости жертвы «за други своя».

Но после того как «майскими короткими ночами, отгремев, закончились бои», закончился и