1914 год. Гибель русской гвардии - Андрей Юрьевич Петухов

армии торопился ликвидировать последствия наступления австрийцев у станции Травники. Вот мнение на этот счёт авторитетного генштабиста генерала Головина: «К утру 20 августа (2 сентября) в штарме 4 могло наступить некоторое успокоение: пресловутый “Травниковский прорыв” мог обрисоваться уже не в таком мрачном свете, как накануне. Может быть, там начали уяснять себе также и то, что сам Х А.-В. корпус попадал в стратегический мешок, вследствие чего незачем было стараться бить его встречным ударом в лоб. Стратегически, гораздо разумнее была оборона отряда ген. Мрозовского за речкой Гелчев, впредь до сбора гвардейского и III кавказского корпусов за правым его флангом и выхода 5-й армии в тыл Х А.-В. корпуса. Это изменение в точке зрения штарма 4 и могло отразиться в штабе ген. Мрозовского в решении прекратить начавшееся уже утром 20 августа (2 сентября) наступление частей его “отряда”. Психологически вполне понятно, что при такой перемене взгляда донесение о больших потерях в гвардии и у гренадер могло вызвать отказ от продолжения задуманного удара» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 84).

Накануне боя генерал Мрозовский находился под впечатлением от тяжёлых потерь Гренадерского корпуса, и категорический приказ из штаба 4-й армии разбить наступающие части австрийцев не добавил ему оптимизма. Из приведённых выше цитат видно, что и его штаб сомневался в успешном решении поставленной генералом Эвертом задачи. В сложившейся оперативной обстановке генерал Мрозовский мог встретить неприятеля на занимаемом рубеже. Находясь в обороне, дождаться прибытия к исходу 20 августа (2 сентября) лейб-гвардии Измайловского полка и всей гвардейской артиллерии, а затем перейти к активным действиям. Однако он предпочёл бросить прибывшие в его распоряжение три полка 1-й гвардейской дивизии в лобовую атаку, почти без артиллерии и почти без поддержки частей фронта, обрекая их тем самым на неоправданные потери.

Не сумев правильно оценить оперативную обстановку, генерал Мрозовский, кроме того, что отправил лейб-гвардейцев на убой, весь день сражения колебался в принятии решений. Он неоднократно отдавал приказы, отменяющие недавние свои распоряжения, внося сумбур в управление боем. Можно ещё понять его решение отвести Петровскую бригаду за реку Гелчев в полдень, когда он получил донесение о её огромных потерях, а противник активно наседал, угрожая Старой гвардии полным истреблением. Но чем можно оправдать приказ к отступлению в четвёртом часу дня, когда австрийцы выдохлись на всём фронте? Их многочисленные попытки перехватить инициативу потерпели неудачу, а егеря, почти не имевшие потерь, успешно провели артподготовку и с нетерпением ожидали приказа атаковать неприятеля? Оперативную близорукость генерала Мрозовского можно объяснить только отсутствием у него полководческого дарования.

В начале четвёртого часа на участке лейб-гвардии Егерского полка артподготовка завершилась, затем полтора часа длилось томительное ожидание разрешения продолжить наступление. Лишь в половине пятого генерал Буковский смог отдать приказ об атаке. Ровно в пять часов поднялся 1-й батальон. Чуть задержалось наступление соседних 2-го и 4-го батальонов, но вскоре и они пошли в атаку. Воодушевляя егерей, в цепях второго батальона шёл сам генерал Буковский. Три тысячи человек одновременно ринулись на врага. Впереди цепей с блестевшими в лучах закатного солнца клинками шашек шли офицеры. Низко над головами егерей летели снаряды гвардейских батарей, продолжавших обстрел вражеских позиций. По мере продвижения цепей артиллеристы перенесли огонь в глубь леса. Батальоны ускорили шаг, затем с криками «ура» перешли на бег.

Поле боя хорошо просматривалось с холма близ деревни Майдан Полицкий, где располагался штаб 1-й гвардейской дивизии. Приведём впечатление одного из штабных офицеров: «… привлекшая к себе наше внимание своей ярко-зеленой окраской поляна на наших глазах стала покрываться длинными, густыми цепями. Цепи быстро продвигались по поляне к занятому противником лесу. За первыми появлялись все новые и новые цепи, под лучами солнца резко выделявшиеся на яркой зелени поляны. Двигаясь перекатами, они как морские волны, все ближе и ближе подкатывались к неприятельскому лесу. Эта картина была так красива и нас так захватила, что мы буквально забыли о всем остальном и, не отрываясь от биноклей, следили за цепями, вскоре покрывшими всю поляну. Я был преисполнен невероятным чувством гордости и счастья, когда полковник Рыльский веселым, громким голосом доложил ген. Безобразову и стоявшему около него нач-ку дивизии: “это Егеря…”» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 68).

Австрийская артиллерия сначала стреляла интенсивно. Фейерверки её шрапнелей рвались густо, но слишком высоко, не причиняя вреда цепям наступающих егерей. В половине шестого вражеские батареи прекратили огонь и стали менять позицию. Тем временем егеря добрались до опушки леса. По всей линии фронта замелькали флажки национальных цветов — сигнал артиллеристам для переноса огня дальше, вдогонку отступающему врагу. Этот приём для захвата пункта атаки егеря отработали на учениях во время стоянок под Варшавой в городах Блон и Ловив и теперь успешно применили его в бою.

Резервные роты подошли к первому батальону и тоже бросились на отступающего врага. Большие потери от артподготовки и атака егерей окончательно подорвали боевой дух австрийцев. Сопротивления они не оказали. Одни сдавались в плен, другие бросались в лес, а некоторые в панике забирались на деревья. Их отступление быстро превратилось в беспорядочное бегство. Не переставая, бухали орудия гвардейских батарей, перенося огонь всё дальше и дальше вперёд.

Преследуя неприятеля, головной 1-й батальон полковника Бурмана углубился в Выгнановицкий лес. Слева раздавался грохот боя 2-й гренадерской дивизии с частями 24-й австро-венгерской пехотной дивизии. В это время командир батальона егерей получил от левофлангового соседа 7-го гренадерского Самогитского полка просьбу о поддержке, поскольку от деревни Суходолы их атаковал свежий противник при активной поддержке пулемётов и артиллерии. Большие потери от жестокого артиллерийского огня понесли не только передовые части гренадер, но и резервы, расположенные в лесном массиве. С пулевым ранением в числе многих офицеров выбыл из строя командир самогитцев полковник фон Зигель{44}.

До наступления темноты оставались считаные часы, и, чтобы не втянуться в изнурительный ночной бой, действовать следовало быстро и решительно. Отправив донесение командиру полка, полковник Бурман дал направление движения на северо-восток. Вскоре его батальон вышел на опушку Выгнановицкого леса южнее села Козновец, где и развернулся для атаки. Здесь полосу лесов прерывало поле шириной около километра. Манёвр создавал угрозу левому флангу главных сил 24-й австро-венгерской дивизии, наседавших на 7-й гренадерский Самогитский полк. При этом опасно открывался правый фланг батальона. Для его усиления генерал Буковский выдвинул из полкового резерва 10-ю роту. Командир роты капитан Кукель{45} проявил инициативу. Быстрым шагом он вывел своих