Тыл-фронт - Андрей Андреевич Головин

— Летчик!.. А мы на зонтах от него, — хрипло проговорил он, пряча глаза от Бурлова.

— Петр, мы ничего не могли прибавить к тому, что он сделал, — недовольно отозвался Федор Ильич, осматривая пистолет.

— Семь! — сосчитал Петр патроны в своей обойме и вставил ее в пистолет.

— Восьмой оставляешь себе? — испытующе спросил Федор Ильич.

— Зачем? — с неподдельным изумлением спросил он. — Перед вылетом проверял бои… Кроме патронов, есть нож, руки? Куда пойдем?

— Самое плохое решение лучше мудрейшего вопроса, — проговорил Бурлов и, со смешком взглянув на Варова, спросил: — Куда пойдем?

— Пошли по гребню сопки, товарищ майор, — уже с обычным спокойствием предложил Варов.

6

У дома Заржецкой, престарелой меценатки шпионского центра, где помещался штаб Муданьцзянского белогвардейского округа, Любимов остановился, неторопливо достал папиросу, прикурил и оглянулся по сторонам. Глухая улица оставалась пустынной. Сделав пару глубоких затяжек, старший лейтенант успокоился. «Тронулись! У себя ли его высокопревосходительство?» — спокойно подумал он.

Взбежав упругим шагом на второй этаж, Любимов шумно распахнул дверь приемной. В дальнем углу на потертом диване валялся офицер с лицом, опухшим от перепоя. Бросив на него скучный взгляд, тот медленно встал и застегнул китель.

— Капитан Белозерский! — громко отрекомендовался Любимов, прищелкнув каблуками. — От его высокопревосходительства генерала Кислицына к его высокоблагородию полковнику Бирюлеву!

— Слушай, Белозегский, — слегка закартавил офицер так, словно бы они были близкими друзьями. — Синенькую не ссудишь? Голова, чегт тгещит. Ночью ободгал в кагты эта каналья из Хэндаохецзы Кугаков.

Такая непосредственность огорошила Любимова. На мгновение он даже растерялся. Появилось желание оглянуться: не стоит ли за спиной еще кто, так как его «друг» имел гадкую манеру смотреть куда-то мимо собеседника, но старший лейтенант удержался от этого соблазна. Деньги с собой он предусмотрительно захватил, словно предвидя такую встречу, но какую из ассигнаций имел в виду его «друг» под синенькой, старший лейтенант не имел ни малейшего представления. Любимов с легким осуждением покачал головой и небрежно подал ему десятку.

— Кгохобогничаешь, Белозегский, — оскорбленно пропел офицер. — Давай еще пагу, отдам следующую встгечу. — рассмеялся и сам он. — Честное офицегское отдам! Вот тепег видна гука Белозегских… Усопший — во славу единой неделимой полковник тебе кто доводится?

— Дядя.

— Я думал отец. Хотел пголить слезу над тайней угной… Ты, навегно, по линькоускому позогищу Ковальского? Бежали мегзавцы всем скопом. Его благородие не в духе, — шепнул он, указав головой на дверь кабинета. — Если он будет спгашивать: «Так-таки ко мне лично?» — лучше говоги — «Нет». В адъютантской сделаем все, что нужно, а его лучше не тгогать.

Из «родословной» и рассказов Алова Любимов знал, что полковнику за шестьдесят, в свое время Кислицын избавил его от расстрела, и Бирюлев служил ему верой и правдой. В 1935 году полковник отличился в крупной диверсии на КВЖД, за что удостоился благосклонности японцев и должности начальника Муданьцзянского шпионского центра. При упоминании его имени бледнели даже матерые проходимцы. Старший лейтенант надеялся узреть что-то внушительное и устрашающее, но перед ним оказался высохший, облезлый старикашка с безобразным шрамом через все лицо. Он выглядывал из своего широкого николаевского покроя мундира испуганно и настороженно.

Кольнув маленькими наблюдательными глазами Любимова, надолго закашлялся.

— Так вы ко мне от его высокопревосходительства? — наконец скрипуче спросил он, вытирая довольно несвежим платком заслезившиеся глаза.

— Так точно, вашество! — с почтительным поклоном доложил Любимов.

— Гм-м!.. Гм-м!.. Так-таки ко мне лично? — недовольно уточнил он.

— Его высокопревосходительство не изволили велеть мне беспокоить лично ваше высокоблагородие, — ответил Любимов, вспомнив наставления своего «друга».

— По линькоускому отряду?

При этом вопросе лицо полковника передернула яростная судорога, скользнувшая от подбородка к глазам, отчего они вспыхнули зеленоватым огнем. Любимов внутренне содрогнулся. «Не хотел бы я попасть в его руки», — подумал старший лейтенант.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, — отозвался он, почувствовав в этом вопросе что-то важное, но не интересующее его: — По этому вопросу завтра здесь будет его высокопревосходительство или генерал Карцев. — Полковник поморщился. — Готовится крупная операция на вашем направлении большими, силами (завтра поутру из Харбина прибудут два отряда). Для ее планирования к приезду его высокопревосходительства мне приказано подготовить хотя бы общую справку о размещении японских войск. Генерал Сато ответил, что у нас есть свой информационный отдел, и выставил меня за дверь, — оскорбленно заключил Любимов.

— Вы были у этого японского бонапарта? — удивился полковник. — Он сам толком не знает, где его войска.

— Но почему не поручат оборону Муданьцзяна кому-либо из русских талантливых офицеров! — горячо воскликнул Любимов. — Хотя бы вам, ваше высокоблагородие. Я думаю, не трудно было бы разобраться в этой кутерьме и навести войсковой порядок? Тем более Муданьцзян — искони русской империи город! Его, высокопревосходительство будет завтра на этом настаивать.

— Гм-м… Гм-м… — довольно промычал Бирюлев, но заключил хмуро: — Что ему надоела голова?

Через час Любимов имел довольно точные сведения о состоянии армии генерала Сато: кроме штатных частей, на усиление прибыли Первая механизированная бригада смертников, Сто двадцать вторая пехотная дивизия, отряд юнкеров полковника Кабаяси в шесть тысяч истребителей и дивизия императора Пу И.

Довольный усердием «друга», Любимов щедро отвалил ему целую «императорку» и попросил на вечер подготовить «маленькую попойку».

На окраину Муданьцзяна старший лейтенант добрался во второй половине дня. Пристально осмотревшись, он вошел в один из дворов и постучал в дверь фанзы.

— К нам кто-то пришел, — раздался за дверью усталый голос.

— Здравствуйте, тетя Сюань Го! — прошептал Любимов.

— Лю-бим! — обрадовалась женщина.

— Сы Дуч возвратился?

Из-за старого заплатанного одеяла, перегораживавшего фанзу, показался Сы Дуч. Появление Любимова, казалось, нисколько не удивило его.

— Пройди, Лю-бим, сюда, — предложил он. — Чужих нет.

— Товарищ Сы Дуч, мне нужна радиостанция, — пояснил Любимов.

— Тогда переоденься, и пойдем со мной. Ночевать возвратишься ко мне. Я до утра буду на работе…

* * *

— Вчера сбили ваш самолет, который сбрасывать воззвания, — сказал Сы Дуч, возвратившись поутру со станции. — Двое прыгнули. Сейчас сидят в японском доте на Золотой косе. Японцы уже сутки воюют с ними, не могут взять!.. Не ходи, Лю-бим, — предупредил он, заметив нетерпеливость Любимова, — там много войск.

— Нужно, Сы Дуч! Возможно, чем помогу товарищам.

Сы Дуч покачал головой и предложил:

— Одень мою спецодежду.

Любимов переоделся в замасленную Железнодорожную спецовку.

На улице было тихо, безлюдно. Любимов вышел на полотно железной дороги и направился к станции. Еще издали увидел чадившие кучи интендантского имущества, вздыбленные вагоны, бродивших в этом хаосе санитаров и солдат. У перрона грузился эшелон: очевидно, эвакуировали важнейшие учреждения и семьи офицеров. Тут же, около вокзала и вдоль изгороди, стояли, сидели, лежали раненые.