Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции - Михаил Владиславович Синицын

Поступок Александра Васильевича только возвысил его в моих глазах. Я убедился, что это действительно солидный, вдумчивый военачальник, душой болеющий за порученное дело. Так как ответа из Ставки не последовало, я сам решился, в нарушение установившейся практики, раскрыть перед командармом все карты и полностью разъяснить ему роль его армии в конкретной обстановке. Александр Васильевич поблагодарил меня и заверил, что задача будет выполнена наилучшим образом.

Однако жалоба генерала Горбатова, которую я переслал в Ставку, по-видимому, все же сыграла свою роль. Вскоре Ставка стала полнее информировать всех нас о своих замыслах и месте наших войск в осуществлении этих планов»[190].

Письма в Ставку, как и ее ответы, автору найти не удалось. Но решительно в пользу версии Горбатова звучат строки из отчета 3-й армии о боевых действиях, где за 25 февраля указывается: «Решение КОМАНДАРМА: Ввиду явного неуспеха наступления командарм принял решение – наступление прекратить, частям закрепиться на достигнутых рубежах и привести их в порядок, о нем было доложено командующему фронтом (выделение мое. – М. С.)»[191]. То есть решение Горбатова действительно было самостоятельным и комфронта узнал о нем лишь постфактум.

И надо признать, что этот случай оказал большое влияние как на дальнейшие планы фронта, так и на отношения между Горбатовым и Рокоссовским. Так, например, командир 120-й гв. стрелковой дивизии Я. Я. Фогель, представленный Горбатовым к званию Героя Советского Союза, получил лишь орден Ленина.

Позднее Горбатов упоминал в беседе с Г. А. Куманевым, что впоследствии Рокоссовский все-таки сводил с ним личные счеты[192]. И прежде всего в плане наград, которыми, по мнению Горбатова, Рокоссовский «обделял» армию.

Критика Горбатова в адрес Рокоссовского, если судить по отчету 3-й армии, сводилась в том числе к тому, что комфронта не дал армии должных резервов. Так, в отчете указывалось: «Удар 3-й армии буквально повис в воздухе. Хорошо начатая наступательная операция, не поддержанная ни соседями, ни резервами фронта, выдохлась на третьи сутки наступления. Войска армии после нанесения удара разошлись для заполнения быстро расширявшегося фронта армии. Отсутствие резервов, вялые наступательные действия соседних армий, не только не преодолевших оборону противника, но и не сумевших сковать его силы перед своим фронтом, подход оперативных резервов противника на заранее подготовленный рубеж обороны – все это снизило темпы наступления и поставило армию в изолированное положение»[193].

Единственный танковый корпус Белорусского фронта находился за боевыми порядками 48-й и 65-й армий, действовавших на паричском направлении. Вероятно, штаб фронта предполагал, что благодаря переброске сил противника с паричского на рогачевское направление 48-я и 65-я армии сумеют прорвать оборону противника, после чего в прорыв будет введен танковый корпус. Эта проблема впоследствии при планировании Бобруйской операции была решена созданием сразу двух ударных группировок.

В Рогачевско-Жлобинской операции войскам 48-й и 65-й армий достигнуть успеха так и не удалось. Тогда 1-й гвардейский танковый корпус, выйдя 24 февраля из подчинения 48-й армии[194], сосредотачивается на участке 3-й армии, но прибывает лишь к «шапочному разбору». Противник уже создал новую группировку на р. Друть и наступает на плацдарм 3-й армии. 29 февраля танковый корпус передается соседней 50-й армии[195], но войти в прорыв также не успевает.

Последняя попытка наступать делается на участке 48-й армии, которая по приказу штаба фронта наносила удар на северо-запад «с задачей выйти в тыл жлобинско-рогачевской группировке противника ‹…› к исходу 3.3.44 г. перерезать шоссе Жлобин – Бобруйск»[196].

В итоге боев войска 48-й армии продвинуться вперед не смогли. После небольшой перегруппировки 7-го и 8 марта части армии вновь попытались прорвать оборону противника и вновь безуспешно[197]. С 9 марта армия перешла к обороне. Больше фронт наступательных операций не предпринимал.

Тем не менее действия войск Горбатова сыграли важную роль для предстоящей летней операции. Именно с плацдарма на реке Друть будет нанесен один из ударов в июне 1944 года. Приказом Верховного главнокомандующего И. В. Сталина № 043 от 26 февраля 1944 года наименование «Рогачевских» присвоено 13 соединениям и частям 3-й армии.

Потери войск фронта Рокоссовского приведены в таблице[198].

9-я немецкая армия всего потеряла 3095 убитыми и пропавшими без вести, 9835 ранеными[199], что дает соотношение 1:4 по убитым и 1:3 по раненым. Причина таких потерь хорошо отражена в описании боевого пути 48-й армии: «…наступательные бои в большинстве случаев выливались в форму лобовых атак. При неудачной атаке командиры полков и дивизий в большинстве случаев повторяли атаки в тех же самых направлениях, не пытаясь изменить соотношения сил в свою пользу путем перегруппировки или изменения направления удара»[200].

Говоря о событиях на 1-м Белорусском фронте, нельзя не отметить случай применения биологического оружия немецкими частями. Речь идет о концентрационных лагерях под Озаричами. П. И. Батов об этом случае пишет так: «Немецко-фашистские захватчики, отступая под ударами Красной армии из Белоруссии, оставили находившиеся на переднем крае их обороны в районе местечка Озаричи, Полесской области, три концентрационных лагеря…»[201]. Журнал боевых действий фронта описывает все несколько иначе: «В течение 17.3.44 г. войска 1-го БФ продолжали оборонять прежние рубежи, укрепляли их в инженерном отношении, вели разведку и перестрелку с противником и на отдельных участках 65 А, обнаружив отход противника, начали преследование его»[202]. То есть никаких наступательных действий 65-я армия не вела, целью действий противника явилось всего лишь сокращение протяженности линии фронта для вывода 56-го армейского корпуса под Брест. Говорить об «оправданности» действий немецкого командования не приходится – не было причин, чтобы так жестоко поступать с мирным населением.

Первыми лагеря обнаружили разведчики 65-й армии. Николай Дмитриевич Кубышкин, ветеран 65-й армии, разведчик: «Освободили мы в белорусских болотах такое место, куда немец все население согнал и военнопленных, и заразил их вшами, тифозные вши. А мы когда их начали освобождать, охрану там побили, которая сопротивлялась, а заключенные эти, лагерники: „Ой, наши пришли!“ – и целоваться, обниматься, так я заболел тифом. Рокоссовский с Батовым сделали фронтовой и армейский лагерь только для тифозных, вот там я месяц лежал. А когда нас повезли в госпиталь тифозный, шофер напился самогонки и ударился в березу, от удара мы все вылетели из кузова, и нас женщины таскали к своим деревенским домам»[203].

По указанию начальника штаба 65-й армии генерал-майора М. В. Бобкова 18