В огне повенчанные - Иван Георгиевич Лазутин

– А зачем же ее затоплять-то?.. Сами же сказали, что восемь веков стояла. – Старичок сказал и тут же опомнился: перед ним были не те немцы, с которыми он грудь в грудь сходился в первую империалистическую, а немцы – зверье, которые на своем пути уничтожают города, сжигают села и деревни, убивают стариков, женщин и детей. И тут же, чтобы как-то смягчить категоричность своего несогласия с волей фюрера, скороговоркой обратился к генералу: – Зачем добро-то губить? Ей цены нет, Москве-то… К примеру, Наполеон… Чего он выиграл, что сжег Москву? Повертелся, покрутился в головешках и тронулся взад-пятки в свою Францию. Нет, топить Москву резона нет.

Из всех слов, сказанных трубочистом, на лицо которого нельзя было смотреть без улыбки – до того оно было перемазано сажей, – фельдмаршал понял только два слова: «Москва» и «Наполеон». Именно поэтому командующий, не сводя со старика добродушно-насмешливого взгляда, спросил у переводчика:

– В какой связи он упомянул Наполеона?

Слова старика переводчик перевел вольно, но смысл сохранил.

– Говорит, что нет резона затоплять Москву, ее строили восемь веков, и что, если бы Наполеон не сжег Москву, у него не было бы нужды бежать из нее.

Фельдмаршал и генерал Блюментрит, словно сговорившись, от души рассмеялись, на что старичок трубочист ответил боязливо-козлиным смешком.

– Старик мудрый, – проговорил фельдмаршал, глядя на переводчика. – Передайте ему, что его совет не затоплять Москву мы обязательно передадим фюреру. Может, он с ним и согласится.

Переводчик встал, подошел к старику, который продолжил прерванную на время работу, и похлопал его по спине:

– Дед!.. Господин фельдмаршал сказал, что ты мудрый старик, что твой совет не затоплять Москву он обязательно передаст Гитлеру.

– А что?.. А чего я такого плохого сказал? – Испуганный взгляд старика метался от переводчика к фельдмаршалу, от фельдмаршала к переводчику.

– Успокойся, дед, фельдмаршал пошутил. Работай. Только больше не суй нос не в свои дела.

Когда переводчик уселся на свое место за столом рядом с писарем, протоколирующим допрос, фельдмаршал долгим усталым взглядом окинул всех, кто находился в комнате. На старика, копающегося в печной трубе, он не посмотрел – тот явно больше не интересовал его.

– Так как вы очутились на территории, занятой противником? – обратился он к пленному.

– Мы заблудились.

– Куда держали путь?

– За горячей пищей.

– Но у вас же не было ни термосов, ни рюкзаков для продуктов?

– Эти вещи у нас находятся на пункте питания.

– Зачем же вы направлялись за горячей пищей к себе в тыл, на пункт питания, до зубов вооруженные? Противотанковая граната, пистолет с тремя обоймами патронов и даже финский нож. Насколько мне известно, финские ножи, топографические карты и компас в вашей армии выдаются только разведчикам.

– Считайте как вам угодно.

– Сколько человек вас было?

– Трое.

– Что стало с остальными?

– Они погибли при перестрелке: мы попали под перекрестный огонь ваших солдат.

– Вы сдались без борьбы?

– Меня контузило воздушной волной разорвавшейся почти рядом мины.

– Если бы вас не контузило – вы защищались бы?

– До последнего патрона.

– А потом?

– Со мной были еще граната и пистолет.

– В кого бы вы послали последнюю пулю – в немца или себе в висок? – Фельдмаршал всячески старался вытянуть из солдата искренний ответ.

– Пожалуй, в немца.

– Но вы же фанатически выполняете приказ Сталина: «Лучше смерть, чем позорный плен»?

– Кроме автомата, гранаты и пистолета со мной был еще финский нож.

– Вы имеете в виду японское харакири?

– Нет, русскому солдату такой конец не годится. Мы не самоубийцы. Мы предпочитаем другое.

– Что же? – Фельдмаршал не сводил глаз с пленного, в глубине души любуясь стойкостью и твердостью русского солдата.

– Биться до последней капли крови, пока рука держит оружие.

Фельдмаршал встал и прошелся по комнате.

– Номер вашей дивизии?

– Этого я вам не скажу.

– Почему?

– Принимал присягу.

– Кто командир вашей знаменитой хасановской дивизии?

– Не знаю такой дивизии. На Хасане никогда не служил. Я доброволец июля сорок первого года.

– Кто вы по социальному положению?

– Рабочий.

– Потомственный?

– В пятом колене.

– На каком заводе работали до призыва в армию?

– На Механическом заводе имени Владимира Ильича.

Фельдмаршал посмотрел на переводчика.

– Есть в Москве такой завод?

– В Замоскворечье. Недалеко от того места, где он живет.

И снова серия вопросов через переводчика была адресована пленному.

– Ваша специальность?

– Ученик токаря.

– А отец – тоже рабочий?

– Да. И тоже токарь.

– И тоже на этом же заводе?

– Да.

– А кто командир вашего полка? Его фамилия? Звание?

– Не знаю.

– А фамилия командира взвода?

– Лейтенант Иванов!

– А командира роты, если вы солдат стрелкового подразделения?

– Старший лейтенант Петров. – На вопросы переводчика Богров отвечал быстро, почти механически, словно заранее знал, что они обязательно будут заданы.

– Командир батальона?

– Капитан Сидоров.

Вопросы фельдмаршала и ответы пленного близоруко щурившийся писарь записывал быстро, почти стенографически.

– А фамилия командира полка? – повторил свой вопрос фельдмаршал.

– Я ведь уже сказал – не знаю. Я всего-навсего – солдат.

Фельдмаршал взял со стола пистолет и, любуясь им, повертел в руках, встал с кресла и, энергично вскинув его перед собой, почти не целясь, выстрелил в одну из свечей в бронзовом напольном подсвечнике. Пуля попала чуть ниже пламени, срезав макушку свечи, и ушла за обшивку в толстой кирпичной стене.

– Хорошие пистолеты делаете вы, русские.

Богров, склонив голову, молчал.

Фельдмаршал повернул ключ, воткнутый в замочную скважину стоявшего за его спиной сейфа, и открыл дверцу. Положил в сейф пистолет, гранату и нож. На столе оставил только карту, изъятую у пленного. Богров цепким взглядом заметил, что, прикрыв дверцу сейфа, запирать его на ключ фельдмаршал не стал.

Блюментрит развернул карту на столе и ладонью разгладил ее.

– Подойдите к столу, – сухо бросил Блюментрит, поймав на себе одобряющий взгляд фельдмаршала.

Богров расправил плечи и подошел к столу. Только теперь, видя его стоящим во весь рост, Блюментрит и фельдмаршал окинули взглядом с ног до головы русского богатыря.

– А русские командиры не дураки. Вон каких богатырей отбирают в разведку, – любуясь пленным, заметил фельдмаршал и ткнул пальцем в карту. Лицо его было непроницаемым, словно все, о чем говорилось до этой минуты, было или игрой кошки с мышкой, перед тем как ее съесть, или пробной пристрелкой перед стрельбой наступательной, боевой.

Тон этот Богров уловил сразу же. И поэтому приготовился ко всему: к побоям, а может быть, и к пыткам, обещанным при допросе в штабе корпуса генерала Штумме.

– Покажите командный пункт вашей хасановской дивизии.

Богров посмотрел в сторону старика и взглядом показал на дверь.

– Для ответа на этот