Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

таковыми стали: дефицит ресурсов, в том числе войск, и ясное осознание очевидного факта, что победа в войне недостижима и вести её, так как это происходило в течение минувших полутора лет, невозможно. В обстановке, когда СССР имел превосходство в силах и ресурсах, да к тому же располагал поддержкой таких индустриально развитых держав, как США и Англия, заставить его решиться хотя бы на временное перемирие была одна возможность – существенно измотать и обескровить Красную армию в кратчайший срок. Однако после Сталинграда этот вариант всерьёз рассматривать было уже трудно, если только от безысходности, но именно он и привлек внимание Гитлера. Вот как об этом писал генерал пехоты К. фон Типельскирх[191], бывший в то время командиром 12 ак ГА «Центр»: «Истекший год в равной степени отчетливо показал как возросшую гибкость русского командования в решении оперативных задач, так и по-прежнему значительное тактическое превосходство немецких войск на поле боя, если на решающий успех наступления на Востоке нельзя было рассчитывать, то напрашивалось решение придать войне оборонительный характер. Немецкая оборона проходила в глубине вражеской территории, и в её тылу имелось достаточно пространства, чтобы там, где это было выгодно, в упорных оборонительных сражениях, а на других участках (особенно, если грозил прорыв русских войск) эластичным отходом и последующими внезапными контрударами ослаблять наступательную мощь русских и изматывать их»[192].

Командование сухопутных войск выработку общего замысла летней кампании начало в феврале 1943 г. Кроме того, бывший начальник штаба ГА «Юг» генерал пехоты Т. Буссе[193] утверждал, что в это время и Гитлер, и ОКХ, и руководство группами армий считали 1943 г. последним, когда Германия будет вести активные боевые действия лишь с Советским Союзом. Поэтому, по их мнению, было необходимо во что бы то ни стало стабилизировать оборону на Востоке[194] и тем самым развязать себе руки для отражения возможного удара в Европе. Как вспоминал фельдмаршал Э. фон Манштейн[195], различия были лишь в способах решения этой задачи: ждать сразу после завершения распутицы общего наступления Красной армии, чтобы сорвать его, нанеся её войскам большие потери, а затем перейти в контрнаступление или ударить первыми[196]. Однако, как свидетельствуют документы, обнаруженные в Федеральном архиве ФРГ, в подходе к планированию боевых действий весной – летом 1943 г. у ключевых фигур в командовании вермахта было ещё несколько принципиальных расхождений.

Из четырех командующих группами армий именно Э. фон Манштейн и его штаб первыми включились в процесс обсуждения летней кампании. Причина этому была объективная – тяжелейшая ситуация на юго-западном направлении, после перехода в январе 1943 г. советских войск в наступление от Дона и Волги на запад. Под давлением сложившихся обстоятельств фельдмаршал начал активно предлагать Берлину способы стабилизации фронта в полосе своей группы, а учитывая большой масштаб проблемы и время (конец зимы), его размышления напрямую касались и плана весенне-летней кампании. Он считал, что главной целью вермахта в ближайшие месяцы должно было стать истощение сил Красной армии в центре и на юго-западе путем проведения гибкой обороны. К завершению зимней кампании ГА «Юг» удерживала полосу фронта протяжённостью 650 км довольно скромными силами – лишь 24 пехотными и 13 танковыми и моторизованными дивизиями[197], не имея резервов. Поэтому, как вспоминал позже фельдмаршал, «мы должны были…, привести в действие факторы, которые давали нам преимущество перед противником, более искусное руководство войсками, высокие боевые качества войск, большую подвижность наших войск»[198].

Впервые идею провести весной – летом 1943 г. крупную операцию с применением гибкой обороны для нанесения больших потерь советским войскам на юге он выдвинул 3 февраля 1943 г. в письме[199] начальнику штаба ОКХ генерал-полковнику К. Цейтцлеру[200], которое имело пометку – «Для доклада фюреру» (док. № 1). В нем фельдмаршал, анализируя сложившуюся обстановку, предлагал: отвести с боями правый фланг своей группы до линии Мелитополь – Днепропетровск и занять там оборону, а на её левом (северном) крыле сформировать ударную группировку. Он считал, что советские соединения начнут преследование отходящих сил группы армий, но прочная оборона у р. Днепр скуёт их, а группировка левого крыла мощным ударом на восток сначала рассечет их фронт, а затем, повернув на юго-запад, в направлении побережья Азовского моря, отрежет передовые советские соединения от основных сил[201]. В результате в этом районе Красная армия понесёт существенные потери и фронт стабилизируется. По мнению фельдмаршала, для реализации этого замысла было необходимо предварительно решить три задачи: войскам ГА «Юг» оставить Донбасс, существенно пополнить их и надежно удерживать район Орел – Курск или в крайнем случае Орел – Льгов.

Это предложение основательно прорабатывалось в Берлине[202], т. к. К. Цейтцлер тоже некоторое время склонялся к гибкой обороне. Он выдвигал идею укрепления рубежа рек Западная Двина – Березина – Днепр (так называемый «Восточный вал») и использования его в качестве опоры при ведении гибкой обороны. Согласно воспоминаний некоторых офицеров штаба ГА «Центр», с похожим предложением (отвести свои войска от Орла к Днепру и Сожи на линию Киев – Гомель – Орша – Невель) выступал и фельдмаршал Г. фон Клюге[203]. Однако и предложение Э. фон Манштейна, и другие, похожие варианты проведения летней кампании быстро потеряли свою актуальность. 9 февраля войска Красной армии полностью освободили Курск и Белгород, 16 февраля – Харьков и продолжили наступление на запад, а 3 марта германские соединения были выбиты из Льгова. Но затем ситуация изменилась, Воронежский фронт оставил 11 марта Харьков, а 18-го – Белгород. К 25 марта командованию Красной армии обстановку здесь удалось стабилизировать, и в центре советско-германского фронта, западнее Курска, образовался огромный выступ, примерно 600 км по фронту с севера на юг.

Результаты анализа и обсуждения оперативной обстановки, собственных возможностей и разведданных о состоянии Красной армии, которые проводились ОКХ в феврале – первой декаде марте, показывали, что теперь наиболее благоприятные условия для наступательной операции складывались в районе Курска. Во-первых, этот дугообразный выступ разорвал коммуникации двух основных групп армий «Центр» и «Юг», осложнив им переброску сил и средств. Во-вторых, он нависал над их флангами и был удобным местом для нанесения удара советскими войсками из самой дуги по их флангам. В-третьих, кроме планирования непосредственно наступательной операции и пополнения войск, находящихся в этом районе (что и так было необходимо делать), других материальных затрат и времени пока не просматривалось.

Гитлер, поручив ОКХ разработку замысла кампании, тем не менее, от этого вопроса не отстранился, а принимал активное участие в обсуждении её целей, задач, а главное, места проведения главной операции. Одной из важных площадок для обмена мнением с представителями высшего командного состава вермахта стал штаб ГА «Юг» в г. Запорожье, в силу её особо значимого положения на советско-германском фронте и сложной ситуации в её полосе после событий на Волге. Именно в стенограммах двух совещаний в Запорожье 18 февраля и 10 марта 1943 г. были зафиксированы впервые изложенные Гитлером руководству штаба ОКХ и одной из самых мощных групп армий вермахта его основополагающие мысли о летней кампании: форме её проведения, оценке состояния действующей армии, ситуации, сложившейся после Сталинграда, и т. д. В частности, в ходе первого совещания (18 февраля 1943 г.) (док. № 2) он ясно заявил, что вооруженные силы Германии в настоящее время не готовы успешно реализовать операцию такого масштаба, как проводили в предыдущие полтора года. И предлагал наносить сильные, но короткие упреждающие удары в районах возможного наступления советских войск, чтобы тем самым обескровливать силы Красной армии и стабилизировать фронт. Главным инструментом для реализации этого замысла он считал танковые соединения, укомплектованные новейшей техникой, которая ещё даже не вышла из ворот сборочных цехов: «Мы не можем в этом году проводить больших операций. Мне думается, что мы сможем наносить только не большие удары. Мы в начале мая получим 98 тяжелых штурмовых орудий новой конструкции Порше[204]. К ним ещё 150 новых «тигров». К этому получим ещё около 200–250 танков. Кроме того, 50 тяжелых самоходных пехотных орудий и 100 огнеметных танков и какое-то количество танков Т-4. Эта новая техника неуязвима…. При доселе невиданной концентрации тяжелой артиллерии с супертяжелыми танками должно получиться, как минимум,