Операция «Турнир». Записки двойного агента - Анатолий Борисович Максимов

Профессор помогал молодому ученому – и не только знаниями, но и материально. Я узнал, что «Яги», так я его назвал в оперативной переписке, подготовил диссертацию, в которой исследовалось высокоимпульсное горение синтетических веществ. Как артиллеристу, мне было понятно, что диссертация из этой области, в том числе горения и синтетических порохов – предпосылка к исследованиям твердых ракетных топлив. Работа, точнее, ее тезисы, на английском языке, оказалась у меня. Это была ступенька для привлечения автора к работе по добыванию интересующей НТР информации.

Более глубокое знакомство с «Яги» показало, что он стоит на социал-демократических позициях и живо интересуется жизнью Советского Союза. Я всячески усиливал этот интерес. Из Центра было получено заключение: в перспективе «Яги» может представить интерес.

«Яги» увлекала игра на скрипке. Но его мизерная заработная плата не могла дать ему возможность купить даже простенький инструмент. Если профессор имел в месяц пятьдесят тысяч иен, то «Яги» – всего двадцать. Для сравнения: я получал в торгпредстве двести тысяч; правда, около четверти уходило на квартиру.

Пренебрегая правилом – нельзя дарить японцу подарки, на которые он не сможет ответить аналогичной стоимостью, я купил «Яги» скрипку. Соблазн был велик, и он скрипку принял. Правда, после того, как я использовал японскую черту характера: не отказывать собеседнику, особенно гайджину-иностранцу.

Летом «Яги» побывал в родной деревне на одном из северных островов Японии и привез мне оттуда в подарок глиняную куколку, расписанную особыми матовыми минеральными красками. Он объяснил, что такие игрушки делают только у них в деревне и в Токио они встречаются весьма редко.

Сегодня я часто останавливаюсь у себя дома перед сувенирами из многих стран мира, нахожу среди них розовую двадцатисантиметровую фигурку девочки в национальном кимоно. Рядом, на вертикально стоящей дощечке, написано по-японски пожелание долголетия и стоит красная печать мастера-изготовителя…

Кроме диссертации он передал мне десятки работ по этой проблеме, среди которых были и американские. Часть из них были открытыми, но две – явно из секретных источников.

Конфликт с шефом по НТР нарастал. Зная, что я уезжаю, «Яги» попросил совета, как побывать в Союзе. Понимая, что такой визит может закрыть ему работу в агентстве, я посоветовал ему посетить Москву проездом в Европу, обещал встретить.

О визите «Яги» в Союз я узнал через несколько месяцев после его завершения. Узнал и о его личной трагедии: он потерял веру в идеалы советских людей, столкнувшись с реальной действительностью.

Шифртелеграмма из Токио сообщала, что «Яги» едет в Москву. О том, что я был с ним в оперативном контакте, в шифровке не сообщалось. Молодой сотрудник НТР в Центре не удосужился перед визитом «Яги» в нашу страну посмотреть оперативное дело. Руководство НТР, как обычно бывает в таких случаях, обратилось во второй главк – контрразведку с просьбой собрать на «Яги» сведения, пока он будет жить в гостинице. И только!

Шел шестьдесят пятый год. Вокруг иностранцев в гостиницах вились валютчики, перекупщики, проститутки. Не встреченный мною, «Яги» оказался преследуемым коммерческой братвой. Как он сам рассказал позднее, они буквально снимали с него носки, галстук и ботинки. Нужно знать чуткую душу японца, чтобы понять, какое перенес он потрясение. Просидев три дня в гостинице, «Яги» улетел в Европу. А по возвращении в Токио категорически отказался встречаться с моим коллегой, которому я передал его на связь.

Когда позднее я спросил своего коллегу – он был в отпуске в Москве, – почему это произошло, тот ответил, что шеф по НТР приказал не информировать Центр о работе с «Яги» «Тургая», то есть меня. Досада до сего дня жжет мое сердце. Ведь с середины семидесятых годов «Яги» занял пост специалиста по твердым ракетным топливам в Японском аэрокосмическом агентстве. Тогда я организовал его поиск от Внешторга. Один из моих источников из числа японских бизнесменов нашел «Яги», но после тщательной проверки было принято решение его не тревожить, то есть не подходить к нему от имени советской стороны. «Яги» уже стал не тем человеком, которого я знал десять лет назад.

Сегодня, с позиции опыта многих лет работы в разведке, я с уверенностью могу сказать, что случай с «Яги» – не служебная халатность, а сознательное предательство человека, который олицетворял НТР в шестидесятые годы в токийской резидентуре. Этот человек плохо кончил: будучи начальником европейского отдела в НТР, он уничтожил документ, уличающий его в провале ценного агента. Он был изгнан из НТР и работал во Внешторге, куда его пристроил начальник разведки, у которого он был некоторое время помощником.

На встречах ветеранов или похоронах коллег-разведчиков я никогда не подаю ему руки.

За несколько месяцев до отъезда из Японии я познакомился в увеселительном центре «Ничигеки» с лейтенантом американских военно-воздушных сил. Он служил по контракту на авиабазе Тачикава от фирмы «Шелл», специализируясь в финансовых делах по горюче-смазочным материалам.

Авиабазы нас интересовали особо: это и техника, и вооружение, и система обслуживания, а для меня еще и снабжение новейшими маслами и топливом. Но контакт с «Лейтенантом» привел к другой информации, фактически стратегического значения. Это был конец шестьдесят четвертого года – последние дни перед вьетнамской авантюрой США. Через «Лейтенанта» я узнал о подготовке американцами этой войны, точнее, о конкретных сроках ее начала. Не думаю, что «Лейтенант» был единственным источником: тут и агентура, и электронная и спутниковая разведка, но и через меня была получена в Центре такая информация.

Несколько раз побывав во Вьетнаме, «Лейтенант» сообщил о развертывании там новой базы для бомбардировщиков стратегической авиации из-под Токио, в том числе и с его базы в Тачикаве. Он сообщил, что военные действия начнутся через несколько часов после появления американской авиации на вьетнамской земле.

Из последней поездки во Вьетнам «Лейтенант» привез мне в подарок деревянный кувшин ручной работы с медными обручами, кольцами и ручкой.

Последняя встреча означала: час войны наступает. «Лейтенант» сообщил, что американские бомбардировщики вначале полетят бомбить Северный Вьетнам, а затем приземлятся на новых аэродромах в Южном Вьетнаме. Он уезжал грустным – война не предвещала ничего хорошего: ведь ему было всего двадцать пять лет. Мог ли он предчувствовать, какой трагедией обернется для его родины эта война? Унижение нации? Проклятие ветеранов Вьетнама?

В моей памяти и сейчас фраза «Лейтенанта», печально спросившего меня:

– Анатолий, почему ваше правительство не помешает этой войне?

Что я мог ответить искреннему американскому другу? Информация, которую он передавал, была нацелена на раскрытие карт американской военщины перед миром и шла в разведку. Но известна истина, высказанная одним из разведчиков: