Крым-42. Керченско-Феодосийская операция - Александр Валериевич Неменко

пять дней до этого Мороз стал генерал-майором. 18 февраля 1942 года был приговорен к расстрелу и 22 февраля казнен. – Ю. Р.), военный комиссар той же дивизии батальонный комиссар А. И. Кондрашов, командир 63-й горнострелковой дивизии подполковник П. Я. Циндзеневский (в приказе его фамилия названа неверно. Позднее он был освобожден из-под ареста и принимал участие в боях в качестве командира 77-й горнострелковой дивизии. – Ю. Р.), начальник политотдела 404-й стрелковой дивизии Н. П. Колобаев и некоторые другие. При этом констатировалось, что в отношении трусов и дезертиров репрессивные меры на поле боя, как того требовал приказ Ставки ВГК № 270, не применялись, а в войсковом и армейском тылу отсутствовал должный порядок». Такое описание событий, даже с юридической точки зрения, является более точным. Решение об осуждении военным трибуналом отдельных офицеров принималось не Л.З.Мехлисом, а командованием фронта. Причем, решение по генерал-майору И.Ф.Дашичеву принималось не на местном уровне, это решение приняла Ставка.

Откровенно говоря, разбор ситуации был действительно необъективным. В результате, виноватым сделали человека, который на самом деле сделал для спасения ситуации что смог, дав приказ войскам выходить из окружения, и обеспечивший отход остальных войск ценой гибели одного полка.

Под суд пошел командующим 9-м СК генерал-майор И.Ф. Дашичев, хотя по логике отвечать за все должен был командующий 44-й армией генерал-майор А. Первушин. Но тот лежал с тяжелыми ранениями и контузией, и предстать перед трибуналом не мог. Причем, стоит обратить внимание на то, что в вину И.Ф. Дашичеву ставилось не поражение, а именно плохая организация отхода. И еще одна деталь: И.Ф. Дашичев был арестован не по требованию Л.З. Мехлиса, а по требованию Ставки. Возможно, решение, действительно, было принято по данным, сообщенным в Ставку Л.З. Мехлисом, а возможно, И.Ф. Дашичеву просто припомнили ноябрь 1941 г.

Вместе с тем Л.З. Мехлис дал много весьма правильных указаний. Если рассматривать его деятельность объективно, а не сквозь призму антисталинской истерии, то его указания являются правильными и разумными. Возможно, он был излишне импульсивен и резок, но рассматривая документы, подготовленные по его инициативе командованием фронта, следует признать его правоту.

Он потребовал организовать работу тылов, доставку артиллерии, в которой явно ощущался недостаток. Уже 23 января заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант А. М. Василевский проинформировал Мехлиса, что в соответствии с его просьбой и по указанию члена ГКО Маленкова фронту отпускается 450 ручных пулеметов, 3 тыс. – ППШ, по 50 минометов калибра 120 мм и 82 мм. В пути уже находилось два дивизиона реактивных минометов М-8. Были обещаны также средние танки и танки КВ, противотанковые ружья и патроны к ним, другое вооружение и техника.

Да, он был резок в своих характеристиках, но правильность его выводов оспорить сложно. С ходу невысоко оценив командующего фронтом Козлова, он взял все нити управления на себя. Вел почти непрерывные переговоры по телеграфу со Ставкой, Генеральным штабом, главными управлениями Наркомата обороны.

Стремясь к сосредоточению внимания на крымских делах, представитель Ставки поставил вопрос о реорганизации фронтового управления «с целью разгрузить Военсовет от забот по Закавказью». Это предложение получило поддержку Генштаба и через несколько дней было реализовано: с 28 января Крымский фронт получил самостоятельность. Следуя завету В.И. Ленина: «Кадры решают все!», он достаточно много уделял внимания кадровой работе (и это являлось его прямой обязанностью).

От командующего ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта авиации П.Ф. Жигарева он уже 24 января добился назначения нового командующего авиацией фронта – генерал-майора авиации Е.М. Николаенко. Несколько позднее по его же настоянию были назначены: генерал-майор инженерных войск А.Ф. Хренов – заместителем командующего войсками фронта, бригадный комиссар С.С. Емельянов – начальником политуправления. Он получил согласие Маленкова на немедленное направление на Крымский фронт 15-тысячного пополнения из русских или украинцев («Здесь пополнение прибывает исключительно закавказских национальностей. Такой смешанный национальный состав дивизий создает огромные трудности», – пояснял Мехлис по «Бодо»). Добился указаний начальнику Главного управления кадров НКО генерал-майору Румянцеву о направлении генералов и офицеров на должности начальника штаба 51-й армии, командиров 236-й и 63-й дивизий, двух начальников штабов дивизий, пяти командиров стрелковых полков и 15 комбатов.

Ю. Рубцов[75] в своей книге указывает: «Даже отмечая у него немалую самонадеянность в оценке возможностей своих и противника, нельзя не заметить, что его действия вначале были активны и по-своему целеустремленны. Достигалось действительное повышение боеспособности войск, командно-политические кадры, которым армейский комиссар 1-го ранга не давал покоя, словно встряхнулись, стали действовать оперативнее, динамичнее. Не заслуживает одобрения другое – грубое вмешательство представителя Ставки в оперативные дела, тотальный контроль над действиями командования фронтом».

Стоит отметить, что в своей работе Л.З. Мехлис допустил серьезный просчет. Пытаясь компенсировать лень командующего фронтом и, особенно, начальника штаба фронта, он, в силу своей импульсивности, взял часть функций на себя, чего делать не следовало.

Как указывал Д.Т. Козлов: «По распоряжению тов. Мехлиса все оперативные планы, директивы и иные распоряжения войскам фронта проверяются и санкционируются им»– информировал Д.Т.Козлов заместителя начальника Генштаба Василевского.

При этом, он задавал вопрос: «Следует ли в данном случае представлять на утверждение Народному Комиссару оперативные планы, свои предложения о предстоящей деятельности войск или все указания по всем вопросам жизни и деятельности войск получать от него непосредственно на месте?»

Традиционно принято считать, что М.З. Мехлис постоянно давил на командующего фронтом, стремясь к быстрым результатам. Например, уже через пять дней после своего прибытия добился издания приказа по фронту на проведение наступательной операции по освобождению Феодосии. Наступление планировалось провести 28 января 1942 г. Возможно, учитывая расстановку войск, оно бы имело успех, но в ход дел вмешалась Ставка.

Ставка ВГК рекомендовала пополниться резервами, прежде всего танками, провести перегруппировку войск, введя 47-ю армию в стык 51-й и 44-й армий. Своей директивой от 28 января она уточнила: «Основной задачей предстоящей операции иметь помощь войскам Севастопольского района, для чего главный удар фронта направить на Карасубазар и выходом в этот район создать угрозу войскам противника, блокирующим Севастополь».

Попробуем объективно оценить ситуацию на Керченском полуострове в конце января 1942 г. Начнем с советской стороны, синтезируя общую картину, используя данные советских и немецких документов.

В первой линии советских войск располагались: 224-я СД (105-й, 815-й СП), 390 CД, 396 СД, 157 СД, 63 гсд.

224-я СД имела слабый состав (3,8 тыс. человек) и низкую боеспособность. 390-я СД имела 8,5 тыс. человек (не успели доставить артиллерию и части боевого обеспечения), из них 2,5 тыс. русских и украинцев. 396-я СД имела почти полный состав, в ее составе было около 35 % русских и украинцев.

157-я СД имела слабый состав, понеся потери при