ПТБ или повесть о противотанковой батарее - Борис Геннадьевич Цеханович

- Всё…, не успели…, - обречённая мысль сверкнула в башке, я ещё успел бросить взгляд вперёд, заметив большой бугор, внезапно появившийся в свете фар. Граната ударила в самый край кормы машины, чиркнула её рикошетом и взорвалась с оглушительным грохотом, словно кувалдой ударив меня по голове. А БРДМ, наехав правой стороной на бугор, стал стремительно переворачиваться, а я по инерции, как ракета вылетев из люка, полетел вперёд, неожиданно оказавшись в воздухе в трёх метрах впереди машины. Уже гаснувшее сознание от контузии успело дать телу команду – упадёшь на землю – катись, чтобы тебе не раздавил «бардак»….

Ещё успел вытянуть руки вперёд, чтобы смягчить падение, как сильнейший удар головой об землю отправил меня в небытие.

….Боря, Боря, - слова и звуки, внезапно хлынувшие в мой мозг, почти затопили меня и как молотом били по голове, пытаясь вновь меня отправить туда, откуда только что вынырнул.

- Чёрт…, он живой, но без сознания. Ложите его на носилки и в машину, - это уже был знакомый голос. Меня бесцеремонно подхватили за одежду и положили на носилки. Я ожидал,

что сейчас взорвусь от боли, но к удивлению тело ответило лишь тупой, ноющей тяжестью во всём организме. Лишь в шее и в голове плеснула яркая вспышка боли. Я открыл глаза и одним взглядом охватил всё, что происходило вокруг меня: сначала звёздное небо, потом Ивана Волощука рядом с носилками, лежащий на боку БРДМ. Он продолжал светить всеми фарами, освещая всё вокруг и приближающийся проём санитарного МТЛБ. Сергея Тимошенко, он бил ногами Синькова, а тот валялся в пыли и, слабо защищаясь, только кричал: - Товарищ майор, товарищ майор, я думал, что он мёртвый, поэтому и убежал...

Но Сергей вошёл в раж и, пиная его, сам орал: - Да ты, сволочь, и автомат свой бросил. Ты хотя бы мёртвого комбата из-под фар в темноту утащил…. Ты бы хотя бы проверил, есть у него пульс или нету... Ты, сука, просто струсил и сбежал, забыв даже своё оружие.

Я зашарил у себя на груди руками: - Иван, где мой автомат и что с духами?

- Боря, ты пришёл в себя, - обрадовался Волощук и положил тут же автомат ко мне на грудь, - вот он, вот, а духов мы отогнали. Не стреляют больше.

Я рывком вскинулся и сел на носилках: боль плеснулась только в мозгу и голова тут же завалилась, как будто там не было позвоночника, влево на бок. Левой рукой поставил голову прямо, но когда отпустил руку, голова опять упала влево. Повторил действие: что интересно голова падала только влево, вправо она держалась.

- Боря, ты как? – Встревожено захлопотал вокруг меня Волощук.

- Нормально, я сейчас, - осторожно слез с носилок, ноги достаточно уверенно держали меня и всё тело подчинялось моим командам, только чувствовалась сильная слабость и как чугун гудела голова.

Увидев, что я слез с носилок, Тимошенко прекратил пинать водителя, а тот обрадовано поднялся из пыли и запел сладким голосом: - Товарищ майор, а вы живы оказывается….

Я молча подошёл к Синькову и сильно ударил его автоматом в лицо. Это я так хотел сильно ударить его, но удар получился слабым и прикладом автомата лишь рассёк ему кожу на лбу.

- Скотина, тебе что седьмой роты мало показалось? Если бы ты не был пьян, мы бы уже к мосту подъезжали через Аргун. – Синьков стоял молча, лишь вытирал кровь со лба.

Медленно повернулся к Волощуку: - Иван поехали, раненого ведь в госпиталь надо, а этот пусть остаётся здесь и обороняет от духов машину. На обратном пути заберём, если живым останется: поставим машину на колёса и утянем к себе.

- Боря, это неправильное решение, так делать нельзя, - Тимошенко и Волощук подошли ко мне и попытались изменить моё решение. Но я упёрся.

- Я знаю, что это неправильное решение, но за всё в жизни надо платить. И пусть платит: за эти пьянки в подразделении, за то что бросил и чуть не убил комбата. Это моё решение – решение командира противотанковой батареи. У него в машине цинк патронов и штук пять гранат, вот пусть и обороняет свою машину. Поехали, а то у меня сейчас силы кончатся. – Эти пару минут и спор с товарищами совсем обессилили меня. Появились позывы к рвоте и сильно закружилась голова, так что был вынужден прислониться к перевёрнутому БРДМ. Хотел сказать товарищам и то, что неизвестно в каком состоянии машина, и что её, может быть, придётся тащить на буксире, что капитально снизит скорость передвижения, а для раненого каждая минута задержки таила опасность, но сил спорить и доказывать правильность своего жестокого решения уже не было. Хотя и сам понимал, что мой приказ балансировал на грани уголовки: я практически обрекал Синькова на смерть, если боевики сунутся к машине, когда мы уедем.

Отдав через силу последние указания Синькову, который даже обрадовался такому моему решению, я с помощью ребят забрался на броню и мы помчались в Грозный. Прохладный встречный воздух несколько привёл меня в себя. Усилием воли задавил в себе тошноту, и лишь непонятный гул в голове, какие-то отголоски голосов, тупая боль, которая иной раз вспыхивала острыми иголками в мозгу, сильно беспокоила меня. Голова упорно не хотела держаться на шее и её всё время приходилось держать левой рукой, чтобы она не падала в бок. Я немного потренировался с автоматом и теперь был уверен, что при повторной встрече с боевиками сумею вести огонь одной правой рукой, чуть зажав приклад подмышкой.

Оставшийся путь до окраин Грозного мы проделали достаточно быстро: Иван периодически запускал в небо красные ракеты, подъезжая к очередному блок-посту, пропускали нас тоже быстро – на всех блок-постах его хорошо знали. Но на последнем нас тормознули ВВэшники: Волощук что-то долго доказывал старшему блок-поста, но тот упёрся и не хотел пропускать нас в город.

Я вслед за Тимошенко слез с брони, подойдя к спорящим офицерам, поинтересовался причиной отказа.

- Вы что ли не видите? -