Никто не выVOZит эту жизнь - Герман Умаралиевич Садулаев

небом Петербурга. Нигде нет неба ниже, чем здесь. Мы устали. Когда-то мы были сильны и бодры. Мы были молоды. Нас тянуло в холода и морозы. Мы освоили Север и Сибирь. В 1924 году мы подняли флаг Советской России на острове Врангеля. Но это было начало конца. Мы истощились. Мы состарились. Мы хотим греть свои кости под нежным солнышком. В сказочные советские времена миллионы советских людей каждый год устремлялись на юг: Сочи, Крым, Скадовск. Грузия. Ехали самолётами и поездами, по путёвкам и дикарями. Пляжи Сочи летом были набиты голыми советскими телами, как банка сельдью. Мы думали, что это очень мило. Но это было некомфортно и негигиенично. Просто раньше мы и так не могли. Только при советской власти рабочие люди Петербурга, Мурманска, Архангельска и Нарьян-Мара могли раз в году поехать на настоящее, не Белое, море купаться и впитывать в себя солнечную нежность солнца. Некоторые успевали накопить деньги с северных надбавок и покупали свой собственный домик на Черноморском побережье, куда переезжали жить, выйдя на пенсию. И строили рядом с домиком пару-тройку сараек и курятников, которые сдавали отдыхающим. Такова она и была, советская американская мечта. Получать пенсию, жить у моря, сдавать курятники туристам. Летом 1979 года мы с мамой приехали на поезде в Сочи. Папа приехал неделей раньше и должен был нас встречать на вокзале. Но папа не встретил. Мама со мной, сумками и злостью добиралась сама на троллейбусе. У остановки в мусорной урне мы увидели большой красивый букет. Мама сказала: смотри, кто-то цветы выбросил. Наверное, не встретил кого-то. Это был папа. Он не встретил нас, разминулись. Что-то там про пути и платформы. А сотовых телефонов не было. Папа и мама часа два ругались, а потом ворковали и целовались. Мы жили в курятнике. Во дворе росла хурма. И лавр. Один раз папа сводил меня в ресторан, где мы ели бефстроганов и запивали боржомом. Обычно мы ели на кровати: расстилали газету и раскладывали цыплят табака. Это были очень вкусные цыплята табака. Я целую жизнь вегетарианец, но тех цыплят я бы и сейчас съел. Запивая пепси-колой, которая тоже там, в Сочи, была. В море я научился плавать. Да, пляж был как банка с сельдью, да, мы жили в курятнике, да, без олл-инклюзив, но нам, бл@дь, нравилось, и какое вы, бл@дь, имели право это у нас отнять. Когда наступила экономическая свобода, мы много лет не могли поехать ни на какие юга и каждое лето бродили по мёрзлому Ленинграду, у которого даже имя отняли. И вроде где-то они были, эти юга. И вроде они даже были наши. Да только глаза видят, а руки не дотягиваются. Потом появились деньги, и русский человек опять потянулся к Чёрному морю. Но было уже тесно. Раньше было не тесно, а теперь стало тесно. А ещё и берега отняли: Абхазия, Грузия, Украина. Какие-то таможни и пограничники. Вы серьёзно, бл@дь? Нас привёл сюда Святослав Игоревич. Дранг нах зюйд. Мы прибили щит на ворота Царьграда. Какие нах&р границы? Нам не хватает южных берегов. Мы вернули Крым. Но этого мало. Нам нужен Скадовск. Херсон. Николаев. Одесса. В Херсоне я встретил Василису. В один день я просто шёл по улице в центре и встретил Василису. Я вспомнил, что Василиса из Херсона. Они с мамой выехали в Россию, спасаясь от СБУ, когда «Русская весна» была задавлена и активистов стали убивать. Распахнув глаза от удивления, я раскрыл объятья, и Василиса прижалась головой к моей груди. Да, с мамой приехали. Всё хорошо. Мы нашли работающий ресторан, заняли столик. Кухня была украинская. Василиса лучилась, я таял. Борщ и драники. Мы держались руками под столом. Весёлые мужчины в штатском обедали за столиком у окна. Лопнули стёкла, и прогремел взрыв. Помещение искривилось, словно бы вот этот куб стал косым параллелепипедом, изогнулись стены, сбитая штукатурка заполнила воздух. Я если и потерял сознание, то всего на минуту, или мне так показалось. Врачи, военные. Василисы не было. Я нашёл официанта и сказал, что мне надо оплатить заказ, что вот мы тут, за этим столиком, сидели с девушкой. Он сказал, что никакого заказа не было. И девушки не было, я пришёл один. Наверное, официанта контузило. Не работала связь. Я не мог позвонить Василисе. Но я не стал очень сильно волноваться, я подумал, что наверняка она ушла к маме, ведь это её город. Взрыв был единичным случаем. Херсон оставался мирным. Его взяли почти без боя. Ни воронок, ни выбитых стёкол, ни выщербин от осколков на камнях зданий колониальной архитектуры. Я так любил Херсон. Так хотел, чтобы он оставался живым и целым. Не как Северодонецк. Уехав в Россию, в зону действия своей сети и вообще туда, где есть интернет, я написал Василисе в «Ватсап» на удачу. И Василиса ответила. Она сказала: нет, она не была в Херсоне. С бизнесом у неё всё хорошо. 26 февраля биржа закрылась на месяц. Она успела выйти в кеш за пять минут до объявления о прекращении торгов. Зафиксировала убыток в полтора миллиона и вышла. А потом всё вернула и заработала ещё больше. С помощью инвестора. Который стал её мужем. Прислала фотографии со свадьбы. А многие обанкротились и самоубились. Но в Херсоне она не была. И вообще, она не из Херсона, а из Скадовска. Я, наверное, забыл. Может быть, она специально так говорит. Может, это тайна. Ведь я видел её в Херсоне. Или это не Василиса. Та, которая вышла замуж. Ведь там, в Херсоне, была Василиса. Настоящая. Был я. И был Херсон. А то, что сейчас, – это нам снится. Ведь этого не может быть. Город готовят к сдаче врагу. Вывезли даже памятники. Уехала администрация. В здании мародёры перевернули столы, опрокинули шкафы, разбросали бумаги. Нашли невывезенную оружейку, разворовали. По ночам на улицах убивают, насилуют и грабят. Выносят квартиры. Власти, армии, Росгвардии нет. 27 июля закрыли для проезда разбитый «хаймарсами» Антоновский мост. Эвакуируют паромами на Голую пристань. Мы были там последними гуманитарщиками. Медицину раздали в войска. Забрали имущество штаба. Город постарел. На его лице гримаса ужаса и морщины от обстрелов. Я нашёл тот самый ресторан. «Ностальгия». Ресторан работал. Теракт произошёл 7 июня. Ранения получили официант, две девушки и пожилая женщина. Ничего про мужчин в штатском, у столика которых произошёл взрыв. Мы заказали еду. Борщ, драники. Когда вышли, увидели, что наш микроавтобус сел на ободья колёс. Покрышки были порезаны.