Честь вайнаха - Александр Владимирович Чиненков

– Да, я знаю, – отводя глаза в сторону, вздохнул сын. – Но сегодня лучше поехать на машине. Ты болен, да и шайтаны могут организовать на тебя ещё одно покушение. В Грозном много их, они коварны и безлики.

– Ну, хорошо, – не стал возражать Ахмат-Хаджи и сел в машину: – Едем.

Как только они тронулись с места, Рамзан сказал:

– А я узнал кое-что про того старика, как ты просил, отец.

– Про какого старика? – не сразу сообразил, о чём говорит сын, Ахмат-Хаджи.

– О-о-о, он герой, твой сосед по палате, – с почтением высказался Рамзан. – Один почти десяток шайтанов в пропасть отправил.

– Вот как? – удивился Ахмат-Хаджи. – А с виду он не похож на великана и на джинна тоже не похож. Как ему это удалось?

– Это долгая история, – усмехнулся Рамзан. – Если захочешь, то после намаза расскажу. Мне обо всём русский врач из госпиталя поведал. Он в то время со стариком вместе был.

Слова Рамзана настолько засели в голову Ахмата-Хаджи, что он с мыслями о старике вошёл в мечеть. В глубокой задумчивости прошагал мимо стены, ориентированной в сторону Мекки, на которую раньше всегда обращал внимание, не увидел и ниши, украшенной текстами из Корана – михраб, указывающий, куда должен обращаться лицом мусульманин во время молитвы.

Во время намаза Ахмат-Хаджи впервые в жизни не слышал слов молитвы. Он не мог себя заставить сосредоточиться и упорядочить в голове мысли. Он смотрел на мимбар – кафедру с лесенкой, откуда читался Коран, а глаза застилал образ старика, такого жалкого, неприметного в больничной кровати, но, как оказалось, великого и храброго человека, который нашёл в себе силы вступить в неравную схватку с шайтанами и победить их.

– Рамзан, – обратился он к сыну, выходя из мечети и садясь в машину, – отвези меня в больницу…

– Тебе что, становится плохо? – забеспокоился сын.

– Нет, мне не плохо, а хорошо, – успокоил его Ахмат-Хаджи. – Прямо сейчас я хочу встретиться со стариком и поговорить с ним…

Выйдя из операционной, Болотников переоделся и собрался идти отдохнуть, но его перехватила медсестра. Девушка остановила капитана у выхода из госпиталя и сообщила:

– Подполковник Дроздов просил вас срочно зайти.

– А что случилось? – насторожился Болотников, сразу же подумав о старике Алихане.

– Я не знаю, – пожимая плечами, ответила девушка. – Просто Иван Фёдорович сказал, что хочет видеть вас очень срочно, больше ничего не объяснил.

Съедаемый тревогой, капитан поспешил на встречу к Дроздову, которого нашёл в кабинете рентгенологов. С озабоченным видом тот, в компании двух врачей, сидел за столом и сосредоточенно изучал какие-то снимки.

– Что случилось, Иван Фёдорович? – переступив порог, сразу же задал тревоживший его вопрос Болотников.

– Из больницы республиканской только что звонили, – хмуря лоб, ответил подполковник. – Состояние у твоего старика очень тяжёлое. Вот кардиограмму, эхограмму и снимки рентгеновские принесли. Кардиограмма недостаточно характерна, а эхограмма вообще убийственная.

– И-и-и… вы что-то ещё обнаружили в его сердце? – напрягся капитан.

– Я не совсем уверен, но мне кажется, что в сердце старика «дремлет» ещё один маленький, но очень коварный осколок, – ответил, посмотрев на него поверх очков, Дроздов. – Во время операции я ничего не знал о его существовании. Вот лишь повторное узи сердца обнаружило этот инородный предмет. К своему стыду, смею признать, что я его не заметил, просмотрел, проморгал… Его обнаружил чеченский кардиолог, вернувшись из Москвы и изучив документы.

– Что же теперь делать, Иван Фёдорович? – воскликнул Болотников. – Делать вторую операцию, или…

– Вторую операцию старик в настоящее время не выдержит, – ответил подполковник, вставая. – Тем более, что она должна быть намного сложнее первой. Если первый осколок засел около сердца, и я благополучно извлёк его, то второй застрял в сердечной мышце. Давай, поедем в больницу, там как раз сейчас собирается консилиум по этой проблеме, и я хочу послушать мнения чеченских коллег на сей счёт.

Ворота республиканской больницы были открыты. Машина, въехав во двор, остановилась у самого подъезда. Подполковник Дроздов и капитан Болотников, мимоходом здороваясь со всеми, кто попадался на пути, прошли в реанимационное отделение.

У кровати Алихана уже собрался консилиум – главный врач больницы, его заместитель, кардиолог и ещё несколько врачей. Когда подошли подполковник и капитан, старик с усилием приподнял веки, взглянул на них и снова закрыл глаза. Состояние его действительно было ужасающим.

– Ты слышишь меня, дед Алихан? Я здесь, возле твоей кровати, – с волнением заговорил Болотников, склоняясь над его изголовьем.

Старик снова с усилием открыл глаза и, едва ворочая языком, прошептал:

– Я вижу и слышу тебя, сынок…

– Крепись, всё будет хорошо, – улыбнулся ему ободряюще капитан. – Ты же старый разведчик, всё выдержишь!

Врачи осматривали больного, коротко обменивались мнениями, пользуясь латынью. Потом все переместились в кабинет главного врача.

– Как это ни печально, но жить старику остаётся недолго, – высказал своё мнение кардиолог. – Осколок из его сердца извлечь невозможно. Он врос в сердечную мышцу настолько прочно, что… – он недоговорил и удручённо развёл руками.

– Нам остаётся только облегчить его страдания, – закончил за него главврач.

К авторитетному мнению кардиолога присоединились и другие. Но им возразил подполковник Дроздов.

– Мне знакомо сердце больного, – высказал он задумчиво своё мнение. – Я делал старику операцию и своими глазами видел его. Я уверен, что больной не перенесёт повторной операции, но… Если не пытаться сейчас извлечь из его сердца осколок, он может ещё какое-то время не заявлять о себе.

– Этот больной под покровительством самого президента, – вставил свою фразу заместитель главврача. – Мы не должны оставлять его одиноким в борьбе за жизнь. Пусть возле него всегда присутствует дежурный врач и контролирует состояние его здоровья.

На этом совещание было закончено. Все участники консилиума разошлись, а подполковник Дроздов и капитан Болотников вернулись в палату. Глаза Алихана были по-прежнему закрыты. У него как будто не произошло никаких перемен к лучшему. Но подполковник опытным взглядом осмотрел его лицо и увидел в нём нечто такое, чего не заметили другие врачи.

– Не знаю, как долго он протянет, но старик борется за жизнь, – с какими-то особенными интонациями в голосе сказал он. – Остаётся надеяться, что оставшийся осколок в его сердце не заявит о себе никогда, хотя… Что-то изменить к лучшему мы, к сожалению, едва ли сможем…

4

Миновал полдень. Алихан открыл глаза. Вошедшая в палату медсестра дала ему выпить капли, сделала укол и, дожидаясь эффекта от процедур, присела у кровати.

– Легче мне стало, дочка, – прошептал Алихан. – Грудь будто распахнулась… И сил прибавилось, а то уж думал – час мой пробил.

После ухода девушки Алихан долго лежал, не шевелясь и глядя в потолок. От воздействия лекарств его веки начали слипаться. Но он не позволял себе даже задремать. Ему казалось: если закроет глаза, то уже больше никогда их не откроет. И всё