Полный справочник русской армии к началу Первой мировой войны - Андрей Анатольевич Смирнов

Поддержание принятого в полках дивизии образа жизни требовали от офицера тратить в месяц, кроме жалованья, еще не менее 250 рублей22.

Квартировавший в Петербурге, в квартале между Шпалерной, Захарьевской и Потемкинской улицами, Кавалергардский Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полк считался «первым полком Русской конницы»23.

Такой его статус определялся тем, что даже среди гвардейских – т. е. по определению приближенных к Императорской Фамилии – он был «наиболее придворным»24. Ведь создавался он в 1799 г. (под именем Кавалергардского корпуса) не как боевая, а как охранная единица, как почетный эскорт лиц Императорской Фамилии на торжественных церемониях. И даже став в 1800-м линейной частью – Кавалергардским полком, – продолжал выполнять функции такого эскорта.

Так, на коронационных торжествах именно кавалергардские офицеры охраняли императорский трон во время церемонии венчания на царство. А во время больших выходов при Высочайшем дворе (т. е. торжественных шествий императора и императрицы по праздникам в дворцовую церковь) именно кавалергарды выступали в роли «ближайшей стражи» Их Величеств: именно от них выставлялся пикет у входа в ближайший ко внутренним покоям царской семьи зал Зимнего дворца – Николаевский.

Не случайно поэтому офицеры Кавалергардского полка имели – наряду с придворными чинами и высшими сановниками! – право «входа за кавалергардов», т. е. право входить во время больших выходов при Высочайшем дворе в охраняемый кавалергардским пикетом Николаевский зал (правда, только при возвращении Их Величеств из церкви). А равно право входить в Зимний дворец не с Дворцовой набережной, через Крещенский подъезд, а оттуда же, откуда и и члены Императорской Фамилии, – с Дворцовой площади, через подъезд Ея Величества.

Несмотря на эту привилегированность, «полк отличался положительным отсутствием пустой гордости и заносчивости»25. Ведь полковыми ценностями были:

– честь (которая виделась в доблести, жертвенном служении и личном достоинстве кавалергарда),

– благородство и

– скромность26.

Последняя проявлялась, в частности, в отсутствии какого бы то ни было шика, в аристократически-благородной простоте стиля жизни офицеров. Благодаря этому Кавалергардский полк считался в гвардии недорогим («не пьющим»), т. е. не требующим от офицера слишком больших расходов на представительство27.

Соответственно, офицеры не вынуждались к быстрому уходу из полка из-за нехватки средств и служили в нем подолгу. А так как чинопроизводство в гвардейской кавалерии шло по полковым линиям, ждать открытия полковничьей вакансии им приходилось долго, и кавалергарды, бывало, «и за сорок лет сидели в ротмистрах»28.

Еще одной отличительной чертой Кавалергардского полка была особая «близость между офицером и солдатом»29. «Многолетняя традиция требовала от офицера Кавалергарда быть поближе к солдату […] знать его, заботиться о нем и, обучая его, вносить любовь и ласку»30. Существование этой «патриархальной» традиции не смог не признать даже бывший офицер полка граф А.А. Игнатьев31 – выполнявший в своих изданных в СССР мемуарах социальный заказ властей и, соответственно, видевший в жизни дореволюционной русской армии в основном негативные или, как минимум, нелепые черты.

По традиции, шедшей с 1830-х гг., офицеры-кавалергарды носили вицмундиры и сюртуки не уставного темно-зеленого или (в начале ХХ в.) темно-зеленого с просинью («царского») цвета, а черного с зеленым отливом – «черные». «Их не переделаешь, – констатировал еще Александр III, – пусть носят черное»32…

Нижних чинов в кавалергарды подбирали из высоких голубоглазых и сероглазых блондинов без бород, «постройнее и половчее», чем такие же блондины, направляемые в лейб-гвардии Семеновский полк, и (опять-таки в отличие от будущих семеновцев) с круглыми лицами33.

Лошадей же в Кавалергардском полку в начале ХХ в. подбирали так, чтобы по мере возрастания номеров эскадронов присвоенная полку гнедая масть становилась все темнее. В эскадроне Ея Величества (в обиходе – «лейб-эскадрон»34) лошади были светло-гнедыми без отметин, во 2-м – гнедыми с отметинами, в 3-м – гнедыми без отметин и в 4-м – темно-гнедыми без отметин (в переднем взводе, по свидетельству служившего в 1908–1909 гг. в 4-м эскадроне графа Г.А. Шереметева, – в вороных «чулках»35). Трубачи всех эскадронов сидели на гнедых36.

По утверждению офицера лейб-гвардии Семеновского полка Ю.В. Макарова, традиционные для XIX в. натянутые отношения между кавалергардами и входившим в ту же 1-ю бригаду 1-й гвардейской кавалерийской дивизии лейб-гвардии Конным полком сохранялись и в начале ХХ в.37 Однако в написанной в 1912 г. для нижних чинов обоих полков командиром Кавалергардского полка генерал-майором графом Г.Г. Менгденом памятке об участии кавалергардов и конногвардейцев в Бородинском сражении значилось совершенно другое: «Дружба наших частей все крепнет, как оно и должно быть между столь близкими боевыми товарищами»38.

Чувством товарищества по отношению к однобригадникам проникнуты и строки из истории лейб-гвардии Конного полка, посвященные тому же Бородину и написанные конногвардейским офицером герцогом Н.Н. Лейхтенбергским, по-видимому, накануне 1905 г. (в котором герцог ушел в отставку) и во всяком случае не позднее 1929-го (когда он скончался): «Но традиции взаимной выручки живут в первой бригаде еще со дня Аустерлица – Конная Гвардия выручит товарищей»39. А полковник лейб-гвардии Конного полка Б.Е. Гартман, получив 6 (19) августа 1914 г., в бою под Каушеном, приказ поддержать Кавалергардский полк, вряд ли иронизировал, когда крикнул однополчанам: «Идем спасать друзей [sic! – А.С.] кавалергардов»40…

В адресе, направленном кавалергардами Конногвардейскому объединению ко дню полкового праздника Конной Гвардии в 1956 г., конногвардейцы были названы «извечно дорогими однобригадниками»41, в приветствии кавалергарда барона Г.А. Остен-Дризена к такому же празднику в 1958 г. – «друзьями и в мире и в бою», а в адресованном тогда же одному из конногвардейцев письме кавалергарда В.Н. Звегинцова – «извечно нам всей дорогой Конной Гвардией»42…

С учетом свидетельств всех этих источников можно с достаточной уверенностью утверждать, что к 1910-м гг. давние соперничество и трения между Кавалергардским и лейб-гвардии Конным полкам сменились вс-таки дружескими отношениями.

Как уже отмечалось в разделах 1 и 8 главы I, особо дружеские отношения были у кавалергардов и с лейб-гвардии Измайловским полком, а после Красносельского лагерного сбора 1913 года Кавалергардский стал еще и кунаком прибывшего на сбор и познакомившего гвардию с кавказскими обычаями 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка.

Стоявший в Петербурге, между Конногвардейским бульваром, Благовещенской улицей и набережной Мойки, лейб-гвардии Конный полк в обиходе постоянно именовали так, как он был назван изначально, в 1730 г., – Конной Гвардией. А офицеры полка звали его «Старухой», «нашей Старухой», «Старухой Конной Гвардией»43 – подобно тому, как величали свой полк «Стариком» офицеры лейб-гвардии Кексгольмского полка.

Служащие в лейб-гвардии Конном полку именовались «конногвардейцами».

Если ценностями Кавалергардского полка были честь, благородство и скромность, то ценностями Конной Гвардии (как явствует из того, что утверждалось ее ветеранами еще в 1960-х гг.) —

– честь и

– долг44.

При этом под долгом понималась идея верного служения Царю (Конная Гвардия была единственным гвардейским полком, чьи офицеры не участвовали в заговоре против Павла I, и полком, усерднее других подавлявшим восстание декабристов) и Отечеству45. Кавалергард граф А.А. Игнатьев был, по-видимому, прав, когда предположил (в 1896 или 1897 г.), что офицеры Конной Гвардии «считали себя более верноподданными», чем даже кавалергарды46… В самом деле, характерно, что еще в 1961 г., в приветствии объединению лейб-гвардии Московского полка по случаю 150-летнего юбилея московцев, конногвардейское – единственное из всех гвардейских объединений! – подчеркнуло, что московцы «всегда свято выполняли свой воинский долг, высоко держа свое знамя и никогда не забывая девиз “За Веру и верность”»47…

Широкий образ жизни офицеров-конногвардейцев – с их, например, знаменитыми «четверговыми» обедами, участие в которых было обязательным, – делал лейб-гвардии Конный одним из самых дорогих полков гвардейской кавалерии48 (по-видимому, вторым по дороговизне офицерской жизни после лейб-гвардии Гусарского Его Величества).

В то же время офицеры Конной Гвардии – возможно, в пику кавалергардам – не поддались утвердившейся в других гвардейских кирасирских полках моде на «черные» вицмундиры и сюртуки. Эти предметы обмундирования в начале ХХ в. были у них уставного, темно-зеленого с просинью («царского») цвета49.

После того, как 23 декабря 1905 г. (5 января 1906 г.) министр императорского двора и командующий Императорской главной квартирой генерал от кавалерии барон В.Б. Фредерикс, коренной офицер лейб-гвардии Конного полка, был назначен шефом 4-го эскадрона Конной