Нацистский геноцид славян и колониальные практики. Сборник статей - Егор Николаевич Яковлев

Среди основных зарубежных авторов, занимающихся этой проблематикой, необходимо упомянуть немецких историков Кристиана Герлаха, Гётца Али, Вигберта Бенца, Рольфа-Дитера Мюллера, Кристофа Дикмана, Кристиана Хартманна и Ганса-Генриха Нольте, британцев Адама Туза, Ричарда Джона Эванса и Алекса Кея, американских авторов Тимоти Снайдера и Герхарда Джезайна.

Выше мы обозначили первый актуальный для западной историографии момент — сопоставление двух конференций, на которых обсуждались геноцидальные планы нацистской Германии. Алекс Кей отмечает, что в отличие от Ванзейской конференции, которая широко освещена в литературе, встреча 2 мая 1941 года и принятые в результате ее решения остаются практически не затронуты исследователями[316]. Эту точку зрения разделяет и Адам Туз: «Намного меньше внимания уделяется тому факту, что вермахт вторгся в Советский Союз с намерением осуществить не одну, а две программы массовых убийств»[317]. Гётц Али отмечает, что план Бакке был сформулирован до принятия «окончательного решения еврейского вопроса» и подразумевал уничтожение в значительно больших масштабах[318]. Причем в отличие от Ванзейской конференции, окутанной ореолом секретности, берлинская встреча 2 мая 1941 года не была тайной: ее результаты открыто обсуждались с вермахтом и представителями ключевых гражданских министерств. По меткому высказыванию Гётца Али, «план голода» являлся «открытым секретом»[319].

В большинстве cвоем западные исследователи сходятся во мнении о причинах, приведших к принятию «плана голода». Одним из уроков, которые вынесли немцы из Первой мировой войны, было стремление любой ценой обеспечить армии и населению Германии качественное продовольственное снабжение, которое гарантировало бы спокойный тыл и успехи на полях сражений. Между тем британская морская блокада создала проблемы для немецкой экономики, зависимой от импорта продовольствия. Нацистская военная и политическая верхушка пришла к выводу, что за благополучие немцев должны будут заплатить другие народы, в первую очередь — славяне и евреи.

Геополитическая цель нацистской Германии заключалась в создании немецкой континентальной империи, обладающей в пределах непрерывного географического пространства всем необходимым запасом продуктов, сырья и полезных ископаемых. С этой целью А. Гитлер стремился захватить территории Восточной Европы, постепенно интегрируя их в Третий рейх. Чтобы бесперебойно снабжать армию и собственно немецкое население, необходимо было обобрать жителей СССР, что неминуемо влекло за собой их смертность от голода в колоссальных масштабах.

Реализация стратегии голода предполагала последствия как в кратко-, так и долгосрочной перспективе. К первым относилось избавление от негативных последствий британской блокады, ко вторым — насильственная депопуляция Советского Союза, большая часть населения которого в нацистской риторике маркировалась как «славянские недочеловеки» и служила препятствием для переселенческого проекта нацистов. Следующим шагом должна была стать колонизация Востока Европы «арийцами». По словам Ганса-Генриха Нольте, «Третий рейх разработал сознательную политику голода с целью уморить голодом „десятки миллионов“ жителей Восточной Европы, чтобы прокормить собственную армию с оккупированных территорий СССР, получить прибыль для казны рейха, а также в долгосрочной перспективе для обезлюживания территорий»[320]. Кристиан Хартманн характеризует «ошеломляющую невозмутимость, с которой планировщики еще до начала кампании учитывали голодную смерть „десятков миллионов человек <…>“ как признак связи „экономического планирования с геноцидом“»[321]. То, что логика политического руководства, единогласно одобрившего чудовищный план экономистов, была логикой «прямого геноцида», отмечает и Лоуренс Рис[322].

Большинство ученых сходятся в мысли, что предпосылкой к принятию бесчеловечной стратегии был гитлеровский расизм, имевший как антиеврейское, так и антиславянское измерение. По словам Кристофера Браунинга и Юргена Маттеуса, «это, казалось бы, бесстрастное, ориентированное на факты отношение было результатом полностью расистского мышления, чуждого всякой заботы о человеческой жизни, если только речь не шла об избранных, которых считали членами немецкого народа»[323].

Тимоти Снайдер, профессор Йельского университета, назвал главу, посвященную оккупационной политике в СССР, «Экономика апокалипсиса». По его словам, день 22 июня 1941 года был наполнен гораздо большим, нежели просто неожиданное нападение, перемена в расстановке сил или новая стадия войны. Он явился началом беспрецедентной катастрофы — катастрофы, не поддающейся описанию[324]. Ему вторит Адам Туз, говоря о «гуманитарной катастрофе беспрецедентных масштабов»[325].

«План голода» предусматривал обрушение России в доиндустриальную эпоху. Неудивительно, что цифра подлежащих голодной смерти жителей СССР оказалась равна 30 миллионам человек: именно настолько, по оценкам немецких экономистов, увеличилась численность населения СССР с 1913 года: со 140 миллионов до 170 миллионов человек. Помимо демографического роста изменялась социальная структура общества: 1/3 населения проживала в городах (по сравнению с 1/10 населения в 1914 году). Все это не соответствовало стратегическим интересам Германии и подлежало насильственной отмене. Как образно выражается Снайдер, «продвижение вермахта вперед должно было стать путешествием во времени назад», «поворотом сталинской пятилетки вспять»[326].

Другой немаловажный вопрос, обсуждающийся в зарубежной историографии, — авторство плана голода. В отличие от Ванзейской конференции, участники которой известны поименно, состав посетивших встречу 2 мая 1941 года остается дискуссионным. Впрочем, лидерство в создании стратегии бесспорно приписывается Герберту Бакке, статс-секретарю министерства сельского хозяйства и продовольствия, возглавлявшему сельскохозяйственную группу экономического штаба «Ост», созданную для экономического освоения захваченных территорий еще в марте 1941 года. Западные исследователи в своих работах уделяют внимание роли личности ее непосредственного автора и вдохновителя. «Царь продовольствия», как окрестил его Гётц Али, принадлежал к интеллектуальной элите Третьего рейха в отличие от большинства его соратников по государственному аппарату[327]. Американский исследователь Герхард Джезайн останавливается на пространных письмах, которые Г. Бакке писал своей супруге Урсуле, и ее дневниковых записях, напрочь лишенных личных переживаний, столь характерных для данного вида творчества, но полных дословных цитат со встреч ее супруга с фюрером или тогдашним министром продовольствия Дарре. Джезайн рисует портрет «бескомпромиссного, трудоспособного и всецело преданного идее германского превосходства» карьериста[328].

«План голода» не был реализован в полном объеме в связи с провалом молниеносной войны, неотъемлемой частью которой он и являлся. Тем не менее голодная стратегия была введена в действие. Голод осени 1941 года и зимы 1941/1942 года приобрел огромные размеры. Изъятое оккупантами продовольствие распределялось следующим образом: в первую очередь снабжали немецких солдат, затем немецких граждан в Германии, по остаточному принципу — советских граждан и лишь в последнюю очередь советских военнопленных. Последние две категории оказались наиболее пострадавшими.

Так, группа армий «Юг» сознательно морила голодом жителей Киева и Харькова. 19 сентября 1941 года был взят Киев, а уже спустя две недели, 30 сентября 1941 года, немцы запретили поставку продовольствия в город. Продовольствие должно было оставаться в селе, чтобы его контролировал вермахт, а впоследствии — сменившие военных немецкие гражданские оккупационные власти. В результате реализации политики голода в Киеве погибло до 50 тысяч человек, в Харькове — до 30 тысяч человек.