Генерал СС - Свен Хассель

— Точно сказать не могу.

Он мог бы добавить — да и какое, черт возьми, это имеет значение? Если русские начнут атаковать нас, боеприпасов хватит от силы на несколько минут. Генерал пнул валявшуюся на полу каску, спавший унтершарфюрер проснулся и возмущенно вскинул голову.

— Черт побери, фельдфебель! Мы все еще воюем!

— Если это можно назвать так, — почтительно ответил Старик.

Генерал изменил тактику.

— А почему вы здесь? Почему не со своим полком? От вас, прячущихся здесь, нет никакой пользы.

— Полка больше не существует. Мы — это все, что от него осталось.

Генерал раздраженно цокнул языком и проницательно уставился на унтершарфюрера, тот уже встал и застыл позади остальных.

— Почему этот человек здесь? — И ткнул в его сторону пальцем. — Ты! Унтершарфюрер! Возвращайся в свой батальон! Здесь тебе нечего делать!

Унтершарфюрер улыбнулся с коварным видом.

— Батальона нет. Нас окружили в поселке Рынок. — И провел пальцем по горлу. — Мы продержались всего полчаса. Я оказался под трупами, меня не заметили.

Генерал вскинул брови.

— Это твои слова, унтершарфюрер. Посмотрим, к какому выводу придет трибунал. Мне это кажется подозрительно похожим на дезертирство.

Он расстегнул нагрудный карман и достал большую черную сигару. Юлиус Хайде тут же бросился к нему с зажигалкой и по возвращении получил пинка в голень.

— Подлиза! — злобно прошипел Малыш.

Генерал подошел к кровати Порты и принялся раскладывать на ней карту. Разложив, поманил к себе Старика.

— Фельдфебель, где находилась ваша последняя позиция?

— Возле Котлубани.

— Котлубань, вот как? — Генерал нашел ее на карте. — Пятьдесят километров… хмм… — Нахмурился, достал карандаш, стал что-то писать. Потом торжествующе взглянул на Старика. — Фельдфебель, может, объяснишь мне кое-что? Здесь Котлубань, — указал он, — а здесь, — указал снова, — советский гвардейский полк. Покажи, где именно располагались ваши позиции.

— Вот здесь. Неподалеку от этого леса. Задом к Волге. Мы входили в Шестнадцатую танковую дивизию.

— Допустим, фельдфебель! Но мне совершенно непонятно, как вы пересекли позиции противника, добираясь от Котлубани сюда! — Он повернулся к Старику. — Я должен сделать вывод, что русские выдали вам специальные пропуска?

Старик осуждающе сжал губы.

— Если вы подразумеваете, что кто-то из моих солдат сотрудничал с противником, покинул свой пост или что-то в этом роде, то, прошу прощенья, несете чушь! Поступать так мы предоставляем офицерам. К русским перешел только лейтенант Райнигер из Семьдесят девятой пехотной дивизии. Его поставили командовать полком, но он дезертировал, не пробыв с нами и суток. Он не только выдал наши позиции, но и…

— Хватит, фельдфебель! Придержи язык!

Генерал ударил Старика по лицу кожаными перчатками. Старик глубоко задышал и остался недвижим, но вдруг, к общему удивлению, унтершарфюрер подскочил и с яростным криком бросился к генералу. Вряд ли он хотел сквитаться за Старика. Можно было только предположить, что утратил разум, а с ним и инстинкт самосохранения. Не успел он достичь намеченной жертвы, как генерал вскинул автомат и нашпиговал его пулями.

— Жаль, — заметил Порта. — Мы еще толком не познакомились с ним.

Генерал свирепо оглядел нас, глаза на его орлином лице сверкали.

— Ну? Есть еще такой, кому жизнь надоела? Если да, пусть выйдет вперед! Охотно разделаюсь с ним.

Мы стояли, глядя на него; ненавидели его, презирали, хотели убить и смиренно держали руки по швам. Мы были слишком хорошо вышколены. Пробыли прусскими рабами слишком долго, чтобы нарушить привычку слепого повиновения. Мысль поднять руку на генерала не могла прийти нам в голову.

— Отлично! — Генерал пошел к двери, тяжело дыша и раздувая ноздри. — Взять оружие и за мной. С этой минуты вы под моим началом.

Мы покинули бункер и заняли позиции вдоль железнодорожной ветки Питомник — Сталинград. По пути наткнулись на остатки гаубичной батареи, из ее личного состава уцелело всего трое. Генерал присоединил их к нам вместе с гаубицами. Мы установили орудия, окопались и стали ждать. Сами толком не зная, чего. Но генерал распорядился так, и мы ждали. Он кутался в шинель и опустил уши меховой шапки. Мы же со стучащими зубами, с мерзнущими конечностями дрожали в своих норах в снегу.

На рассвете появился противник. Колонна Т-34, ищущих бед на свою голову. Они въехали по склону гребня, замерли на миг, потом устремились вниз, к железной дороге. Катили они, не встречая сопротивления. Наши пехотинцы выскакивали из снеговых нор перед громадными белыми чудовищами, и кое-кому удалось спастись. Танки пустились следом, нагоняли их, вминали в снег и неумолимо неслись дальше. Позади них оставались груды раздавленной, окровавленной плоти.

Мы сидели за своими замаскированными гаубицами и ждали. Нужно иметь стальные нервы, чтобы сидеть, когда на тебя надвигается ряд чудовищных, громадных танков. У меня они были слабоватыми, и если б не твердость товарищей справа и слева, я почти наверняка пустился бы наутек, пока танки не приблизились. Они с грохотом катили к нам. Девятьсот метров… восемьсот… семьсот… Если промахнемся при первой возможности, второй не представится. Мы разделим участь наших товарищей-пехотинцев, превращенных в груды кровавого мяса в снегу.

Танки, казалось, вот-вот наедут на нас. Русские увеличивали скорость, явно не догадываясь о нашем присутствии.

— Огонь! — крикнул Старик.

Четыре больших пушки громыхнули одновременно. Наступил решающий миг, и мы не оплошали. Передние танки взорвались пылающей массой обломков, и страх внезапно покинул нас, сменился восторгом. Мы были даже еще в силах уничтожать противника! И больше не ощущали холода, нервные окончания не трепетали, мышцы не подрагивали от напряжения в ожидании. Мы заряжали и стреляли, заряжали и стреляли, эти действия были так отработаны, что казались непроизвольными, рассеивающими наши недолгие ужасы. Пушки грохотали, танки поворачивали назад, из башен их вырывались языки пламени, вслед им летели снаряды и взрывались волнами опаляющего воздуха. Люди моментально превращались в почерневшие трупы, их обугленные рты растягивались в чудовищной усмешке. Мы подбили девятнадцать танков, и небо застилала громадная пелена черного дыма[74].

Наступила краткая передышка. У нас подходили к концу боеприпасы, но у генерала намерения отступать не было. Мы оставались на месте, ожидая следующей атаки.

На сей раз танки пошли прямо на нас. Русские явно засекли нашу позицию, и они величаво катили к нам, стреляя на ходу, без особой спешки. Сколько бы мы танков ни подбивали, их место в ряду тут же занимали другие.