Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

– действовали друг против друга? При Трафальгаре не Вильнев потерпел неудачу, но был побежден Наполеон; не Нельсон выиграл сражение, но была спасена Англия. Почему? Потому что комбинации Наполеона не удались, а сообразительность и деятельность Нельсона держали английский флот всегда на следе неприятеля и противопоставили тому в решительный миг. Тактика при Трафальгаре, пусть открытая критике в деталях, в своих главных чертах была согласна с принципами войны, и ее дерзость оправдывается столько же крайностью обстоятельств, сколько и результатами; но уроки основательности в подготовке, энергия деятельности, исполнение, обдуманность и дальновидность действий со стороны английского вождя в предшествовавшие сражению месяцы суть уроки стратегические и как таковые до сих пор остаются ценными.

В рассмотренных двух случаях ход событий закончился естественной и решительной развязкой. Можно привести еще третий случай, в котором определенного итога достигнуто не было, почему и вопрос о надлежащем образе действий может быть спорным. В Американской войне за независимость Франция и Испания заключили союз против Англии в 1779 году. Соединенные флоты трижды появлялись в Английском канале [11], один раз в числе шестидесяти шести линейных кораблей, принудив флот Англии, значительно меньшей численности, искать убежища в своих портах. Главными целями Испании было отвоевание Гибралтара и Ямайки; для достижения первой из них союзники употребили огромные усилия при осаде и с моря, и с суши этой почти неприступной крепости. Усилия оказались тщетными. По этому поводу возникает вопрос, относящийся прямо к области морской стратегии: не была ли бы попытка возвратить Гибралтар более обеспечена достижением господства в Английском канале, атакой британского флота даже в гаванях и угрозе уничтожением английской торговли и вторжением в Англию, чем значительно более трудными действиями против весьма сильного и отдаленного пункта ее владений. Англичане, избалованные долгой неприкосновенностью своей территории, были особенно чувствительны к страху вторжения; насколько велико было их доверие к своему флоту, настолько же пали бы они духом в случае, если бы это доверие удалось серьезно поколебать. При любом решении ясно, что оно входит в область морской стратегии, и здесь уместно отметить, что оно предлагалось в другой форме одним французским офицером того времени, рекомендовавшим сосредоточить нападение на вест-индских островах, один из которых можно было бы обменять на Гибралтар. Невероятно, однако, чтобы Англия отдала свой ключ Средиземного моря за какое-нибудь другое отдаленное владение, хотя она могла уступить его для спасения своих очагов и своей столицы. Наполеон однажды сказал, что отвоюет Пондишери [12] на берегах Вислы. Сумей он обеспечить за собой господство в Английском канале, как сделал это союзный флот в 1779 году, то было ли бы место сомнению, что он завоевал бы Гибралтар на берегах Англии?

Для более сильного запечатления в умах читателей того, что история побуждает к стратегическому изучению приемов войны и подкрепляет их фактами, которые передает, приведем еще два примера, относящиеся к эпохе более отдаленной, чем рассматриваемая в настоящем труде. Как случилось, что в двух больших состязаниях сил Востока и Запада в Средиземном море, в одном из которых было поставлено на карту владычество над известным тогда миром, враждебные флоты встретились в местах, столь различных между собою, как Акций и Лепанто? Было ли это случайным совпадением или следствием такого сочетания условий, которое может [13] повториться? В последнем случае упомянутые события достойны тщательного изучения, ибо если опять когда-либо возникнет восточная морская сила, подобная силе Антония или Турции, то неизбежно встанут сходные с прежними стратегические вопросы. В настоящее время и вправду кажется, что центр морской силы, сосредоточившейся главным образом в Англии и Франции, лежит несравненно ближе к Западу, чем к Востоку, но если бы какой-нибудь случай придал господству в Черноморском бассейне, принадлежащему теперь России, обладание входом в Средиземное море, то стратегические условия, влияющие на морскую силу, совсем бы изменились. Теперь если бы Запад двинулся против Востока, то Англия и Франция дошли бы до Леванта, не встретив никакого сопротивления, как оно и произошло в 1854 году (и как Англия преуспела в одиночку в 1878 году); в случае же предположенной выше перемены Восток, как было дважды перед тем, встретил бы Запад на полпути.

Довольно длительный и значительный период мировой истории морская сила имела стратегическое значение и вес, не обратившие, однако, на себя должного внимания. Теперь мы не можем получить все сведения, необходимые для того, чтобы проследить в подробностях ее влияние на исход Второй Пунической войны; но дошедшие до нас с того времени данные все-таки достаточны для заключения, что это влияние было неоспоримым. Точное суждение по этому вопросу невозможно составить на основании тех фактов противостояния, которые переданы отчетливо нашему времени, так как собственно морских событий история обыкновенно касалась лишь поверхностно; необходимо еще знакомство с деталями общей морской истории для того, чтобы извлечь из поверхностных указаний правильные выводы, основанные на знании того, что было возможно в периоды, история которых хорошо известна. Обладание морем, каким бы оно ни было в действительности, не дает ручательства в том, что единичные корабли неприятеля или малые эскадры не могут прокрасться из порта, пересечь более или менее употребительные океанские пути, высадить десант на незащищенные пункты длинной береговой линии, войти в блокированные гавани и т. п. Напротив, история показывает, что подобные прорывы и маневры всегда возможны (до некоторой степени) для слабейшей стороны, как бы ни уступали ее морские силы неприятелю. Не противоречит поэтому факту господства римских флотов на море или на важнейшей его части то обстоятельство, что карфагенский адмирал Бомилькар в четвертый год войны, после жестокого поражения при Каннах, высадил четырехтысячную армию и партию слонов в южной Италии, или что на седьмой год войны, уйдя от римского флота близ Сиракуз, он опять появился при Таренте, тогда уже угодившем в руки Ганнибала, или что Ганнибал отправлял посыльные суда к Карфагену, или что в конце концов он отступил в безопасности в Африку со своей поредевшей армией. Правда, ни один из этих фактов не доказывает положительно, что правительство в Карфагене могло бы, если бы пожелало, посылать Ганнибалу постоянную помощь, которой на самом деле он не получал, но все они показывают, что такая возможность имелась. Поэтому предположение, будто превосходство римлян на море оказало решающее влияние на ход войны, нуждается в подтверждении хорошо удостоверенными фактами. Таким только образом род и степень этого влияния могут быть надлежащим образом оценены.

В начале войны, говорит Моммзен, Рим обладал господством на морях. Какой бы причине или какому бы сочетанию причин ни приписывать такой