Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции - Михаил Владиславович Синицын

большую активность авиации противника на северной Украине, где немецкое командование ожидало главный удар. В отчете также обращается внимание на существенное снижение самолетопролетов штурмовиков типа JU-87[499].

Максимальное количество самолетопролетов противника в июне отмечалось 1, 2, 6, 7, 18 и 19-го числа, когда оно составляло от 145 до 254 в сутки. Максимальное количество ночью было зафиксировано 7-го числа и составило 100 самолетопролетов[500]. Основной задачей противника была ближняя и дальняя разведка. Иногда она происходила с попутным бомбометанием. Несколько раз противник пытался нарушить работу железнодорожных коммуникаций и узлов, особо отмечались участки Коростень – Ковель и отдельно Калинковичи – Мозырь – Гомель – Новозыбков.

В численности ВВС противника перед 1-м БФ также произошли значительные изменения. Был произведен отвод авиации с прифронтовых аэродромов, вовсе на аэродромах перестали замечать штурмовики типа JU-87. Численность ВВС противника снизилась до 30 % по сравнению с маем.

К началу боевых действий перед всем 1-м БФ, по сведениям разведки, находилось около 500 бомбардировщиков, до 200 истребителей и до 80 разведчиков. При этом на бобруйском направлении до 100 бомбардировщиков, до 60 истребителей и до 30 разведчиков[501].

19 июня сбитый советский летчик на допросе в немецком плену показал, что на фронт прибыл маршал Жуков (18 июня информация была именно от разведывательного отдела 9-й нем. армии), а в последней сводке политинформации значилось, что целью Красной армии этим летом является дальнейшее освобождение советской территории. В журнале боевых действий 9-й нем. армии указывалось: «В связи с этим вспоминается сообщение Лондонского радио примерно 14 дней назад, в котором указывалось, что русское наступление будет неожиданным относительно места нанесения ударов»[502]. Даже в пересказе текст очень сильно напоминает письмо Сталина У. Черчиллю от 6 июня: «…Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется в середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск. Обязуюсь информировать вас о ходе наступательных операций»[503].

В этот же день Черчилль направил ответ: «…После того, как я продиктовал вышеизложенное, я получил Ваше послание об успешном начале „Оверлорда“, в котором Вы говорите о летнем наступлении советских войск. Я сердечно благодарю Вас за это. Я надеюсь, что Вы обратите внимание на то, что мы никогда не задавали Вам ни одного вопроса ввиду нашего полного доверия к Вам, Вашему народу и Вашим войскам»[504].

21 июня Сталин направит телеграмму, в которой скажет: «…не позднее чем через неделю начнется второй тур летнего наступления советских войск. В этом наступлении будет принимать участие 130 дивизий, включая сюда и бронетанковые дивизии. Я и мои коллеги рассчитываем на серьезный успех. Надеюсь, что наше наступление окажет существенную поддержку операциям союзных войск во Франции и в Италии»[505]. Это будет последняя телеграмма Сталина перед началом летнего наступления в Белоруссии.

Ответ на вопрос, почему Сталин не уведомил Черчилля о местах нанесения ударов, содержится в его словах, сказанных американскому послу Гарриману 26 июня. В стенограмме беседы сказано: «…Тов. Сталин отвечает, что он не сообщал о районе удара наших войск, опасаясь проникновения этого в печать. Например, он, И. В. Сталин, обменивался с Черчиллем посланиями, и было два случая, когда содержание его, И. В. Сталина, посланий было разглашено в английской печати. Имеют место и другие примеры разглашения секретов»[506]. И, как мы видим, Сталин был полностью прав, даже в 9-й нем. армии активно слушали лондонское радио.

Вернемся на 1-й Белорусский фронт. Старший офицер-представитель Генштаба при 1-м Белорусском фронте в своем докладе от 16 июля писал: «С 19.6.44 г. противник по некоторым признакам почувствовал готовящееся наше наступление и немедленно начал предпринимать меры по укреплению своей обороны. Одновременно противник усилил разведку наблюдением и повел активно воздушную разведку. С 20.6.44 г. противник увеличил огонь артиллерии и минометов по переднему краю и ближайшей глубине нашей обороны. В ночное время с 20 июня и до начала нашего наступления противник, кроме методического огня артиллерии, производил мощные арт[иллерийско]-минометные налеты по переднему краю нашей обороны»[507]. Но каких-либо кардинальных решений вслед за этими сведениями не последовало: командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Э. Буш с 19 июня уже был в отпуске[508]. Группа армий стояла на пороге гибели.

Впоследствии пленные показали, что немцы ждали советское наступление 22 июня[509]. Но по-прежнему не знали силы ударов. Так, например, к 21 июня перед фронтом немецкого 41-го танкового корпуса под Паричами, по его разведывательным сводкам, действовало 160 батарей[510], то есть около 640 орудий. В действительности 65-я армия и 28-я армии имели на данном участке 1722 орудия без учета минометов и реактивной артиллерии[511].

На рогачевском направлении противнику и вовсе так и не удалось установить артиллерийскую группировку. По сведениям штаба артиллерии 1-го Белорусского фронта[512], на захваченных картах 35-го армейского корпуса на фронте 3-й армии ему была известна нумерация лишь двух артиллерийских частей. На 21 июня на участке направлении удара 3-й армии под Рогачевом всеми видами немецкой разведки было обнаружено 92 артбатареи, до 360 орудий. В действительности здесь находилось 1152 орудия.

И 21 июня по-прежнему для немецкого командования остается открытым вопрос о месте нанесения главного удара. Это сказывается на планировании действий 20-й танковой дивизии, переданной из резерва группы армий «Центр» 15 июня. Относительно ее применения к началу наступления советских войск какой-либо определенности не было. В отчете штаба дивизии о боевых действиях под Бобруйском от 18 июля говорилось о проведении рекогносцировок с участием штаба дивизии. Сообщалось, что: «Результаты этих рекогносцировок укрепили представление о том, что главный удар противника будет, вероятно, нанесен в полосе 35-й пехотной дивизии XXXXI танкового корпуса. Дивизия была расположена не слишком удачно для выдвижения на данный участок. Более удачным расположение дивизии выглядело с точки зрения действий в полосе XXXV армейского корпуса, возможность которых также принималась во внимание командованием армии»[513]. Но конечный план действий на случай наступления сразу по двум направлениям, под Паричами и под Рогачевом, разработан так и не был.

Полковник Иоахим Генрих Кнох, командир артиллерийского полка 20-й танковой дивизии, на допросе показал: «В последние дни перед началом наступления русских в разговоре между офицерами неоднократно говорилось о возможном наступлении русских войск, но немецкое командование не имело понятия о